привычными методами – ватными валиками, смоченными в холодной воде, и полотенцем, приложенным к переносице. Мама утешала: «Что ты, люди от такого не умирают». Я верила, даже когда дольше часа сидела на бортике ванны, меняя один валик за другим. Но всегда закрадывались сомнения: вдруг моя смерть будет настолько ничтожной? Этого я и достойна, не так ли?

Неужели конец пришел так неожиданно?

Красные пятна расползались. Тени продолжали заливаться, словно гиены, и я почти чувствовала прикосновения когтистых лап. Они словно хотели утянуть меня куда-то. Роились в комнате, подлетали к потолку, ползали по стенам, выли из-под кровати, ютились в углах и прыгали среди одеял.

Слезы бежали по щекам и солью разбавляли соль. Кровь еще текла; взгляд перескакивал с предмета на предмет в поисках хоть какого-нибудь средства защиты. И тут я заметила: тени не приближались к мерцающей надписи.

Сердце гулко стукнуло: спасение!

С трудом оторвав слабеющее тело от постели, я по полу, отгоняя монстров, поползла в противоположный конец помещения. Они выли, цеплялись за одежду, визжа, как бесы и русалки в народных преданиях. Но едва я коснулась одной из холодных шершавых букв, все стихло.

Не стало дикого шума, рассеялась густая тьма за спиной. Судорожно хватаясь за обои, чтобы не упасть, я поднялась на ноги. Нащупав ручку, ворвалась в ванную, поспешно ударив по выключателю и рывком захлопнув за собой дверь. Свет показался благословением. Прорвал ткань ночного кошмара, почти вернул в сознание и окутал сладким ощущением безопасности.

Горло вновь сжал спазм, и я, предчувствуя новый приступ, повисла на раковине, наклонившись к самому ее дну. Все внутри скрутилось, и меня вырвало ярко-алой кровью. Та расплескалась по белоснежной поверхности, создав странные жуткие узоры. Линии переплетались между собой, капли разбухали, как смертельные опухоли…

Перед глазами задвоилось. Я зажмурилась, чтобы переждать тошноту, но та не проходила.

– Давай, Хель, посмотри на меня. Неужели тебя действительно так легко лишить равновесия?

Голос прозвучал неожиданно; и без того напряженные нервы едва не оборвались. Говорила девушка, мне определенно незнакомая.

– Ну-ну, Хель. В зеркале.

Я заглянула в блестящую гладь. В ней отражалась я: бледная, со вздувшимися венами, в крови. Словно только что вернулась из пыточной. Хотя, по сути, так и было.

Зеркало завибрировало. Спираль в центре разрасталась, щупальцами обвивала каждый отраженный в нем предмет. Они стискивали по очереди вешалку, корзину для белья, унитаз и сушку, и те рассыпались в пыль. Мое собственное лицо перекосилось, будто кто-то приложил к нему ладонь и свернул, как податливую ткань.

Передо мной была уже не я.

Хватило доли секунды, чтобы узнать эту девушку. Та самая, танцующая на школьном празднике; та самая, резвящаяся на поляне вместе с волком. Русоволосая красавица с выразительным взглядом – уверенным, жестким, насмешливым. Облаченная в цветастый пышный сарафан, расписанный цветами и рунами.

Она стояла, наклонившись вперед, подперев щеки кулачками. И почему-то не возникало сомнений, что она презирает меня; на мгновение я почувствовала, как ее каблук врезается мне в поясницу, пришпиливая к холодной влажной плитке.

– Посмотри на себя. Ничтожество. В мое время тебя бы бросили на костер – в жертву какому-нибудь богу. Медведю, например, – он любит обедать грешниками. Хотя тобой он бы подавился. Слишком много грязи… Взгляни, ты вся в ней.

Если до этого момента я была уверена, что просто испытываю галлюцинации, то теперь я перестала что-либо понимать; разве галлюцинации разговаривают?

– И что ты молчишь? – недовольно надулась девушка. – Даже не спросишь, кто я и не я ли устроила тебе это крошечное испытание? Неинтересно? Я разочарована, Хель.

После рвоты и кашля стенки глотки были разорваны в клочья, но я, повинуясь чужеродной силе, выплюнула:

– Кто ты?

Она хлопнула в ладоши:

– Так-то лучше. Я Варвара. Протянула бы тебе руку, но, увы, у меня нет тела, и я пока ограничена зеркалом, так что воздержусь. Собственно, из-за проблем с инкарнацией я и здесь. Ты дашь мне ее.

– Что?

– Смешно, что ты не знаешь о своей сущности; будь ты осведомлена, все оказалось бы куда проще. Дело в том, что я тоже Избиратель, точнее, тот, что жил до тебя, поэтому твоя оболочка – единственная, мне подходящая. Другие люди не вынесут моей силы. Ты спасение для меня, Ия. Не знаю, что бы делала, не родись ты.

О чем она? Что за странная иллюзия?

– Так ты мне не веришь, – тяжело вздохнула она. – Ладно, это не суть важно. Можно и рассказать. Избиратель – человек, предназначение которого заключается в разрешении спора между Лисом и Волком. Лис и Волк – два Изначальных бога; об Изначальных я поведала тебе в рассказе, который ты перенесла на бумагу, когда уснула. – Я с изумлением вспомнила несколько листов, исписанных мелким почерком. – К сожалению, я плохо знаю, как они поспорили; мне должны были дать понять во время церемонии, но так и не успели. Лис убил меня прямо перед этим. Грустно, ну да ладно. Я Избиратель, ты Избиратель. Я верну себе жизнь благодаря тебе, отомщу Лису и буду счастлива с Волком и Оленихой. Идеально, правда? Я бы позволила твоей душе находиться на этом свете и делить тело со мной, но, увы, ты поддерживаешь Лиса, а я – Волка, поэтому допустить подобное нельзя. Вдруг ты предашь меня, накопишь силы и повернешь решение в пользу рыжего ублюдка?

Ослабевшие ноги не выдержали, и я сползла на промокший ковер. Варвара тут же перескочила в зеркало на дверях шкафчика под раковиной.

Слишком реально все было – и боль, и удушье, и кровь, и она, ухмыляющаяся из Зазеркалья.

– Если честно, – продолжила она, – я хотела выбить тебя в царство мертвых одним ударом. Думала, ты слабая, вялая, не выдержишь; ты же такая скучная… Никакая. Сидишь, страдаешь, ноешь, ничего при этом не делаешь. А ты воспротивилась, да так стену держишь, что я даже… Уважение к тебе испытываю, что ли. Как бы то ни было, твой ментальный блок уничтожен, и тебе его не восстановить. Смирись, Хель, и отдай мне свою жизнь. Этим ты послужишь праведной цели. Подумай, сними защиту… В царстве мертвых хорошо. Тебе понравится.

Я бы расхохоталась, если бы не тянущая боль в мышцах и бритвы, корежащие гланды.

– И чем мне там должно понравиться?

– Мир тебе под стать. Мрачный, в вечных туманах, со скитающимися серыми душами умерших да снующими по кладбищам псами. Их ты оценишь – огромные, с черной шерстью и красными глазами, горящими, что уголья в костре.

На этот раз затолкнуть смех в глубь себя не получилось. Давясь, я истерично закашляла,