И я увидела улыбающуюся себя, жующую бутерброд. Сидящую в дурацком сером костюме с капюшоном на голове, на котором красовались заячьи уши. Рядом стоял Аким. Довольный, со спокойной теплой улыбкой на губах.

– Хватит, – тихо попросила я, а потом добавила. – Стоп!

Кабинка снова вернулась в первоначальное состояние. Я попыталась взять себя в руки. Нужно увидеть остальных.

– Хоуэл Дже. Самое счастливое воспоминание, – потребовала я.

Это была крыша. Парень и его группа что-то репетировала. Был вечер, внизу слышался шум машин. На небе уже были видны звезды. Теплый ветерок.

Хоуэл играет на гитаре и сольно поет, пара ребят ему подыгрывают, и девчонка на барабанах.

Когда песня подошла к концу, ребята зааплодировали друг дружке.

– Замечательно! Можно записывать альбом! – хихикнула девушка, убирая растрепавшиеся волосы за уши.

Хоуэл положил гитару и подошел к краю крыши. Он замер, словно статуя, спокойно разглядывающая город

– Эй, Юки, – позвал тихо парень миловидную девушку. – Иди сюда.

Девчонка улыбнулась и, разгладив руками юбку белого платьица, подошла к Хоуэлу. Тот оторвался от созерцания, приобнял рукой Юки за талию.

Воспоминание закончилось.

Я посмотрела самое счастливое воспоминание Прасковьи. Это было раннее утро. Я оказалась в холодной темной комнате. Скрючившись на жесткой кровати, спала Праша. Она была в длинной ночной рубашке, укрывалась тонкой простыней, дрожа от холода.

Распахнулась дверь, в комнату вбежало две плотно сложенные девицы, каждая из них была раза в два шире Прасковьи.

– Вставай, уродина, – одна из девиц та, что была острижена чуть ли не на лысо, плюхнулась на кровать и с силой пихнула спящую девушку в бок.

Прасковья свалилась с койки на пол. Попыталась подняться, но запуталась в простыне. Вторая толстая девица пнула ногой девушку в живот и вышла за первой из комнаты.

Праша осталась лежать на полу, сжимая руки в кулаки. Я не понимала, почему она не может воспользоваться своей силой, чтобы проучить их. Может, она боялась того, что ее могут забрать на опыты?

И тут около темного окна возник Глеб. Он с удивлением огляделся вокруг, посмотрел на обшарпанные стены, заметил пустую кровать, а после девушку, лежащую на полу.

– Праша? – тихо спросил он.

Прасковья дернулась от неожиданности. Глеб подошел к девушке и помог ей выпутаться из простыни.

– Что это за место? Почему ты на полу?

– Это детский дом, – потирая ребро, на которое пришелся удар увесистого ботинка, тихо произнесла Праша и расплакалась. Она ткнулась лицом парню в грудь.

Тот неловко обнял ее и попытался успокоить. А она все говорила и говорила. Я смогла разобрать немного. Но смысл стал ясен очень быстро.

Прасковья жила со своим братом в детском доме. Он старше ее на два года. И он уже вышел из этого ужасного места, но пока не может забрать ее с собой. Ему никак не дают разрешение на опекунство. И девушке приходится прозябать в этом богом забытом месте. Получать пинки и обзывательства от других девчонок. И силой она не может пользоваться. Здесь везде камеры, ее могут увидеть и забрать в лаборатории.

Я даже покрылась мурашками.

А Глеб широко оскалился.

– Знаешь, что мы пойдем сейчас делать? – задорно поинтересовался он. Прасковья покачала головой. Сейчас она казалась еще более тощей, чем в нашу первую встречу. – Мы покажем им всем, кто тут настоящий командир.

Глеб подскочил на ноги и протянул руку девушке.

– Я забираю тебя из этого ада. Мы идем искать твоего брата, а после отправляемся за остальными. Академии нужна помощь.

Прасковья в тот же момент стала преображаться. Она поднялась, расправила плечи и движением руки заморозила стекло на окне, после чего, то разлетелось вдребезги. Глеб зажег кровать, та вспыхнула ярким обжигающим пламенем.

– Глафира же сказала, чтоб ты вставала! – с раздражающим криком, в комнату влетела фурией одна из девиц.

Глаза ее округлились, когда она заметила пылающую кровать и разбитое окно.

– Пусть Глафира сама размазывает кашу по тарелкам, – фыркнула Прасковья. – А ты, Фрося, закрой пасть.

Девушка взмахнула рукой и заморозила губы Ефросиньи. Девица дернулась было к двери. Но дверь загорелась. Фрося упала на колени и замычала, поднимая руки в молящем жесте.

Прасковья толкнула девицу ногой в живот и вышла из комнаты.

Глеб остановился на несколько секунд, присел рядом с Фросей и коснулся рукой ее щеки. Девица задергалась, пытаясь отодвинуться, завыла, старалась оттолкнуть Глеба, но тот и сам уже поднялся и вышел прочь.

А на щеке у Ефросиньи остался ужасный ожог в виде руки.

Вот это воспоминание. Я хотела уже продолжить дальше просмотр, но вдруг свет потух, а дверца кабинки отъехала в сторону.

– Время вышло, – твердо произнесла Марта, показавшись передо мной. В ее руках я заметила газету. Мне удалось выхватить только один заголовок.

«Восстание народа против власти. Расстрел королевской семьи. Пропавший принц Гле…»

В лицо мне брызнули чем-то из баллончика, и я поняла, что не могу стоять на ногах. Последней четкой мыслью было, что я очнусь дома и не буду ничего помнить.

***

Первое, что я почувствовала, когда проснулась, была удивительная легкость. Тут же возник вопрос, где я нахожусь. Я открыла глаза и тут же их закрыла. Смотреть было больно. Я собралась с духом и снова разомкнула немного веки.

Я находилась в большой колбе с голубоватой водой. Откуда-то сверху шел свет. К моему лицу была приставлена маска подающая кислород, трубка от которой уходила куда-то вверх. К рукам и ногам тоже шли какие-то проводки и трубочки. Мелькнула мысль, что я похожа на киборга.

«Нет. Это все Матрица» – от своих мыслей стало смешно.

Еще не дома. И все помню.

Я попыталась двинуться. Это еле получилось. Вода была больше похожа на кисель, словно меня собирались законсервировать в этой прозрачной банке.

С трудом прильнула к стеклу, пытаясь что-нибудь рассмотреть. Темная комната с полом из металлической решетки. И везде стояли капсулы с людьми. Я была одной из многих, кого собирались законсервировать.

– Эй! – крикнула я, но изо рта вырвались только пузырьки, медленно всплывающие к крышке сосуда.

Я подняла руки и попыталась открыть крышку. Но ничего не вышло. Только откуда-то сверху донесся гул сирены.

Мне скоро могут стереть память. Что будет тогда со мной? Я все забуду. Все, что происходило в течение двух лет. Их просто не будет. Я снова стану той тихоней, любительницей книжек, которой была в начале всей этой кутерьмы.