Из-за потери зрения все остальные ее чувства обострились. Она могла услышать, почувствовать что угодно. Все знали об этом, но не догадывались, насколько острыми были ее чувства.

Ветер доносит далекий лай мегафона, установленного на автомобиле с рекламой игрового центра патинко[97]. Звук приближается и тут же исчезает.

Хисако хмурится.

— Ненавижу! Почему мир наполнен этими ужасными звуками? Громкими, пронзительными, давящими звуками, словно специально мешающими думать! Люди заполняют это мир шумом, потому что попросту не могут вынести звука своего голоса или чьего-то еще…

Она вздрогнула и обхватила себя обеими руками. Этот жест заставил мое недовольство вскипеть.

— Пожалуйста, не надо уходить от ответа! Это мой единственный шанс. Прошу, хотя бы ради него… Он тоже погиб. Количество жертв того дня только продолжает расти.

Я схватила ее за плечо. Ее костлявое, чересчур худое плечо.

Однако она, похоже, не слышала моих слов.

— Просто прислушайся! Зачем нужны радио и трубы, когда мир полон этой музыки?!

Ее голос дрожит. Она небрежно отталкивает мою руку и, поднявшись, неуверенно уходит.

Это было ее мечтой.

Это было ее мечтой всегда, сколько она себя помнила.

Быть одной. Быть в этом доме одной. Насладиться тишиной. И в этой тишине наконец слушать настоящую музыку окружающего мира.

Началась гроза. Шум крупных дождевых капель, стучащих по окну, смешался с остальными звуками, в какой-то момент почти заглушив даже крики детей, играющих на заднем дворе.

Гроза, пригнанная сюда ветром, набирала силу.

Шторм надвигается. Шторм, который разрушит все. Шторм, который подарит мне все, о чем я мечтала.

Девочка знала — чтобы получить желаемое, она должна быть сильной. Ей придется отказаться от многого. Но она должна была сделать это — любой ценой, чтобы продолжить жить.

Девочка спокойно вдохнула, выровняла дыхание. Произнесла слова, которые повторяла в уме снова и снова:

— Я должна быть сильнее и умнее всех. Я должна быть хитрее и коварнее всех. Чтобы заполучить это мир, нужна готовность принять все.

Была лишь одна вещь, которую она могла сделать для юноши, пообещавшего исполнить ее заветное желание, — она должна быть готова.

Юджиния, моя Юджиния…

В ее голове эхом звучал его тихий голос.

Я так долго скитался в одиночестве,

Чтобы однажды встретить Тебя.

Девочка и юноша вместе сочинили это стихотворение, общаясь через стеклянную спинку лавочки на побережье. Раз за разом они повторяли его вполголоса, мечтая об этом дне.

Дети из церкви. Они хотели знать его имя, и она представила его своим другом, иначе — юудзином. Они решили, что его имя — Юджин.

— Юджин, Юджин! — радостно кричали ему.

Даже сейчас девочка сама не знала его имени. Она и не хотела знать.

Она искала другую страну. Страну мечты, о которой никто больше не знал. Страну, где привычный мир исчезнет, заполненную бесконечной тишиной. Страну только для них двоих.

Они назвали ее Юджиния.

В один миг шум волн затихает. Мир заполняется неловкой тишиной.

— Ангел пролетел… — Хисако словно напевает себе под нос.

— Ангел? Что за бред?

Она никак не реагирует на мой раздраженный вопрос. Ее руки плавно движутся, будто в танце.

— Мир исчез… Странно, но он все еще здесь. Интересно, где же тогда я?

Я совсем не понимаю, о чем она говорит. Она полностью погрузилась в свой мир.

— Интересно, он добрался до нашей страны? А как же я? Я тоже в стране мечты? В таком случае, мои странствия окончены… Правда ли окончен мой путь?

Худая женщина средних лет продолжает идти, бормоча.

Я следую за ней, повторяя снова и снова, будто заклинание:

— Прошу, расскажи мне, пожалуйста.

— Они всегда были такими шумными… Всегда, с самого моего детства. Не могли помолчать. Всегда болтали или шумели, словно не могли вынести молчания. Ведь они не верили в ценность своего существования.

Она широко раскидывает руки, повернувшись к морю.

— Ну, что думаешь? Зачем, когда мир заполнен всей этой прекрасной музыкой?

Волны стали красными. Утомленное летним воздухом море впитывает лучи вечернего солнца.

Женщина средних лет, подобно больной кошке, бредет одна в красных лучах солнца.

— Ах, какие красивые цветы! — восклицает она радостно, вдруг остановившись. — Такие же были у нас дома. Сколько воспоминаний!.. Интересно, а как называются эти цветы?

Хисако указывает куда-то вдаль. Кажется, она повернулась ко мне, но я не могу разглядеть ни цветов, ни ее лица, из-за лучей солнца, бьющих мне по глазам, наполненным слезами.

— Я не вижу. Я ничего не вижу… — Закашлявшись, я мотаю головой. — Ничего не вижу.

Ни его лица. Ни ее лица.

Ее силуэт тонет в красном море.

— Зато я вижу, — доносится издалека ее уверенный голос. — Ах, какие цветы! Почему же они навевают столько воспоминаний?

Пронзительно громкий треск цикад.

Жара и духота не отступают, хотя солнце понемногу лишается силы.

Подобно эху, треск цикад отдается в голове, вызывая онемение в части мозга. Этот звук всегда застает ее врасплох, словно физически перемещая в давно прошедший сезон.

И люди, и города, меняясь, издают звук. Мир никогда не будет прежним. С каждой прошедшей секундой люди живут в новом, изменившемся мире.

Случайные мысли рождаются в ее голове, пока она идет в одиночку по городу, где жила в детстве. У нее нет цели, нет плана.

Подобно мигрирующей рыбе, она медленно пробирается сквозь толчею. Словно ее тело само помнит, куда идти. Некогда прежде гулявшая здесь девочка и идущая сейчас женщина будто сливаются воедино; звук шагов двух пар ног отдается в ее теле.

Всего несколько часов.