– Езжай по главной дороге. Быстро проскочишь. Не жалей. Человек и конь – хитрая пара. Меж ними и любовь, и война… груз у тебя… укрепить!

Глумский ударил ладонью снизу вверх по животу коня, и тут же, как только Справный выдохнул воздух, подтянул подпругу. Затем проделал то же с двумя другими.

– Хорошо, седло с тремя подпругами, – сказал он. – А потник двойной!

Иван, упершись в стремя, не без труда сел на коня. В сидоре, как-никак, три магазина, на спине «дегтярь», в карманах гранаты. Жеребец сначала присел, недовольно всхрапнул, но потом привычно заиграл ногами, проскрежетал мундштуком, требуя движения.

– Слезай! – сказал председатель. – Сидишь, як комод на козе. Пулемет подтянуть, вещмешок закрепить, чтоб не прыгал. И поддень еще жилетку суконную, чтоб хребет тебе не побило. Все же не карабин, а пулемет. Тарелки твои с патронами давай в сумки, что на венчике.

Он снял с себя жилетку, отдал лейтенанту, переставил пряжку на ремне «дегтяря», проверил прочность антабок. В сидоре оставил лишь один магазин, остальные положил в сумки на краях седла. Нижние углы сидора стянул ремешком на груди Ивана. Все он делал быстро и с хозяйской ловкостью.

– Поводок с фуражки спусти, сорвет сразу.

– Ты меня, как дитя, провожаешь, – сказал лейтенант.

– Я тебе не сопли вытираю, – буркнул Глумский. – В райцентре дай ему охолонуть с полчаса. И не стоял чтоб, а вываживай. Потом только поить, не то запалишь коня, на колбасу пойдет.

– Знаю!

Неожиданно жеребец захрапел, изогнулся, издал короткое и сильное ржание. Услышал ответ и чуть было не завалил лейтенанта, разворачиваясь.

– Ну, даму почуял, кавалер! – Глумский хлестнул Справного прутиком.

Жеребец сорвался с места. Через мгновение Попеленко, с Лебедкой в поводу, вошел в пятно света. Из-под ладони поглядел, как Справный темной тенью пронесся у опушки.

– Шоб я помер, – сказал ястребок. – Вы свого жеребца дали? От не ожидал. – Он почесал затылок. – А нашо ж я овсу Лебедке скормил?

В лесу, на дороге, мелькание теней. Мерный хрип пилы. Шум ветра. Дерево, похрустывая, падает на дорогу. Трещат ветви. Ствол, опершись на сучья, зависает метрах в полутора над дорогой.

– Посвети, Сенька! – свистящий высокий голос Горелого режет темноту. – Хорош! Выключай, береги батарейку!

– У Попеленки кобыла по низу пролезет, ползком, – замечает Юрась.

– Перекури́те пока! – свистит Горелый.

На фоне неба видны раскачивающиеся вершинки деревьев. В ровный шум леса вплетается треск падающих сучьев. Светятся огоньки цигарок.

– Жалко, что так вышло, – говорит Степаха. – С Варькой… Красивая была. Лучше б лейтенант подорвался.

– Все равно, – бросает Горелый.

– Чего все равно?

– Тебе рожу мою приятно видеть? А голос мой нравится? Она б со мной не осталась.

Жеребец выносит седока с опушки в лес. Слушаясь поводьев, поворачивает на большую дорогу. Когда Иван оборачивается, села уже не видно. Вокруг шумящий лес.

Рамоня поворачивает голову. Даже в сумраке видны белые пятна глаз.

– Торопятся! Потом везут их на телеге, и нихто не поспешае: нема куда.

Темные громады деревьев набегают и уходят назад. Сидор прыгает на спине, словно отбивая секунды.

Справный идет ровно. Стук копыт то глушится деревьями или песчаным участком, то, где земля тверда, становится резким и звучным. Конь влетает на пригорок, не снижая аллюра, ход его безупречен, и дыхание такое, что, кажется, готов бежать хоть всю ночь. Дорога сама набегает под копыта. Ночь впитывает коня и всадника. И все время что-то беспокоит Ивана, чудится какая-то угроза впереди, какое-то препятствие, которое надо быстрее преодолеть, оставить за собой.

– Ну, лентяй! – ругает коня Иван и понукает поводьями.

Справный наддает. Равномерно мелькают белые «чулки».

…Скорость только напоминает о бесконечности и густоте леса. Черный коридор с мельканьем веток у лица и светлеющей полоской высоко-высоко.

Из темноты раздается в два голоса:

– Стой! Стой!

Иван выдергивает плетку, бьет коня под живот. Справный, всхрапнув от боли, переходит к бешеному, неровному аллюру. Длинная лапа задевает голову. Всадник пригибается, приникает к луке. Сзади звучно шлепаются комья земли.

– Стой! – это новый голос, где-то справа.

Черной тенью встает препятствие. Дерево поперек дороги. Шенкеля. Жеребец перемахивает через дерево, задев копытами ветви, но удержавшись в полете. Чья-то фигура возникает позади, очередь из автомата опаздывает, жеребец уносит всадника к спасительному изгибу лесной дороги.

Стреляют, не жалея патронов. Пули хлещут по веткам, секут щепу, щелкают о стволы и сучья. Стук автомату заглушает скоростной лай МГ. Вот эта штука действительно опасна. Двадцать пуль в секунду!

– Ушел, гад! – раздается голос Гедзя.

И вдруг, совсем неподалеку, резкий, с переливом, свист в два пальца и высокий, слегка хриплый и в то же время визгливый, с присвистом, голос:

– Справный!

Жеребец чуть замедляет ход, вывернув голову. Храпит. Лейтенант снова бьет плетью. Конь дергается и возобновляет свой бешеный бег. Изгиб дороги уже совсем рядом, но две-три секунды потеряны.

– Справный!

Жеребец отвечает ржанием. Он узнал бывшего хозяина. Сзади светится огонек пулемета. Ему вторит ППШ. Стреляют на звук.

Одна из пуль звучно впивается в бок Справного, вторая ударяет лейтенанту в спину, но почему-то боли нет, а только ощущение удара тяжелой ладонью. Конь, к счастью для седока, заваливается не сразу. Еще бежит, но уже как бы попав в трясину, сдерживающую бег, и, наконец, идет как-то боком, за дорогу, и падает, ломая подрост. Придавливает ногу Ивана. Лейтенант вскрикивает. Конь, лежа на боку, бьется, пытаясь встать: это дает возможность высвободиться.

…Голова Ивана превратилась в улей: гул мешал понять, что произошло и что он должен теперь сделать. Все же понял: «дегтярь»! Спину ничто не отягощало, кроме сидора. Несмотря на прочный ремень, пулемет отлетел в сторону. Иван ползает, шаря руками в траве и кустах. На дороге слышны голоса. Лейтенант хочет уже оставить «дегтярь», но рука натыкается на холодный металл кожуха.

Пулемет с ним. А магазины с патронами. Один в сидоре, это уже хорошо. Он расстегивает суму на боку тяжело дышащего Справного. Достает второй, сует за пазуху. Третий недоступен: лежит под лошадью.

Голоса приближаются…

Гедзь снял ствол МГ с плеча Сеньки, который все еще стоял, заткнув пальцами уши и зажмурившись.