По данным того же отчета графа Бобринского: «Выслано было из Галиции за проявление враждебности и по подозрению в шпионаже 1962 лица; переданных военным начальством и поселенных в восточных уездах Галиции – 2364… Главная масса выселяемых войсками лиц относилась лишь к категории подозреваемых, и первое по численности место среди них занимали евреи. Из войсковых районов они выселялись часто целыми семействами, забирая с собой весь домашний скарб. Массовое выселение их достигало до десяти тысяч человек, в особенности в феврале месяце 1915 года из района крепости Перемышль. Но не только из этого района, но и из района южных армий… Дело высылки значительно осложнялось тем, что военным начальством в большинстве случаев не составлялось на выселяемых никаких документов, и препровождались они часто при одних лишь записках, в которых указывалось только, что они подлежат выселению, но по чьему распоряжению, куда и за что именно – сведений не сообщалось»[665]. Представители КРО штабов армий направляли запросы на арест в жандармерию в виде записок с именем подозреваемого и обвинением («по подозрению в шпионстве», «как неблагонадежный», «подозрительный» и т. п.). Но ВЖУ Галиции не могло принять решение об аресте без материалов дознания и каких-либо доказательств. Массовая волна арестов началась только после того, как главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта приказал арестовывать и высылать в Сибирь даже без наличия доказательств, по одному подозрению[666].

Обязательному выселению из мест постоянного жительства подлежали германские и австро-венгерские подданные в возрасте от 18 до 45 лет, за исключением заведомо больных и неспособных к воинской службе, однако на практике это привело к массовым необдуманным репрессиям. Участниками совещания по вопросу депортации в МВД, прошедшего в ноябре 1914 г., «было отмечено, что и применение огульной высылки уже имело место из местностей, граничащих непосредственно с районом военных действий, причем в числе высланных лиц оказались заведомо больные, престарелые, не имеющие возможности даже передвигаться без посторонней помощи, высылка коих едва ли могла быть признана настоятельно необходимой»[667].

В штабе военного генерал-губернатора Галиции точно не знали, сколько же было выслано. Если в тексте отчета речь идет о 6000 человек, то хоть сколько-нибудь точные сведения удалось собрать и изложить в таблице только по 1568 жителям Галиции. Штаб приводит данные по национальному составу высланных, 38 % из которых были евреи и 29 % местные «русины», украинцы[668]. Первоначально евреев высылали в Томскую губернию, поляков и русинов в Симбирскую, Пермскую и Уфимскую губернии, а с 1915 г. представителей всех национальностей стали высылать в Енисейскую губернию[669]. При этом в штабе учитывали лишь тех, на кого были оформлены все документы, была известна национальность, причина высылки и которые были зарегистрированы в штабе. Таким образом, штабными структурами генерал-губернаторства (к которым не относилось ВЖУ, подчиненное лично Бобринскому) было депортировано с соблюдением хоть каких-то бюрократических формальностей около 10 % от общей массы высланных. В целом штаб выслал около 42 % всех депортированных по Галиции. Сложно сказать, как КРО штаба могло привлечь к дознанию столько людей, имея в 1914 г. в своем штате лишь 7 наблюдательных агентов[670].

В отчете штаба приводится список из 13 оснований для высылки жителей Галиции: 1) подозрение в шпионаже (43 % высланных), 2) неблагонадежность и подозрительность (22 %), 3) вредность и нежелательность (9 %), 4) военнопленные и военнообязанные (15 %), 5) польские соколы, сечевые стрелки и украинцы (националисты) (3 %), 6) за содержание военно-почтовых голубей (около 1 %), 7) за содействие австрийским войскам (3,6 %), 8) за неимение удостоверений на жительство (1,6 %), 9) заложников (около 1 %), 10) по подозрению в краже и грабеже (около 1 %), 11) за уклонение от военной службы (около 1 %), 12) за хранение оружия (около 1 %), 13) жен, изъявивших желание следовать за мужьями (около 1 %).

Следует отметить, что жандармские власти, как было указано в приведенной выше инструкции Мезенцова, работали на основании подробного документального фиксирования всех производимых розыскных или репрессивных действий. И ВЖУ Галиции было непричастно к данным депортациям зачастую ни в чем не повинных людей, проводимым в основном военными и частично местной гражданской администрацией.

Вопрос депортации враждебных элементов, вставший перед военными и жандармско-полицейскими властями с самого момента занятия Галиции, был, безусловно, вопросом скорее политическим. Он был неразрывно связан с пониманием администрацией образа врага. Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич вынес его на обсуждение Совета министров еще в октябре 1914 г. В результате в ноябре – декабре прошел ряд совещаний. 8 ноября 1914 г. внутри Министерства внутренних дел прошло расширенное заседание с участием 10 представителей руководства департаментов полиции и общих дел, начальников отделений под председательством товарища министра И. М. Золотарева. Центральным вопросом стала высылка германских и австро-венгерских подданных во внутренние районы империи. Было признано опасным и нежелательным выдворять их на родину в силу их осведомленности с ситуацией внутри страны. Равно принятие ими после начала войны российского подданства могло быть уловкой.

Отдельной страницей истории оккупационной администрации была система заложничества. Жандармы не принимали участия и в распространенной в военной среде практике взятия заложников из местного населения. Брать их начали согласно распоряжению главнокомандующего Юго-Западным фронтом от 22 сентября 1914 г., преимущественно из состоятельных и уважаемых представителей еврейской общины – это были директора банков, городские головы, торговцы и промышленники, представители интеллигенции. Их вывозили в Киевскую, Черниговскую, Полтавскую и Симбирскую губернии[671]. По данным Г. А. Бобринского, таких заложников было не менее 700 человек[672]. Заложники должны были стать гарантией лояльности местных галицийских элит. Однако роли своей не выполнили – во многом из-за непоследовательной политики самих русских оккупационных властей. Значительное число поляков было взято в заложники при отступлении армии весной – летом 1915 г. «в обеспечение оставшихся жителей, благожелательно относившихся к России, от мести австрийских войск»[673]. Они были вывезены в Киев, а осенью заложников обязали за собственный счет выехать из Киева в отдаленные губернии. Среди 104 захваченных поляков было немало людей пожилого возраста, все они не имели никакого содержания и средств к существованию, за исключением материальной помощи от польских общественных организаций. Доведенные до отчаяния, 22 января 1916 г. они направили коллективную просьбу М. В. Алексееву разрешить им остаться в Киеве[674]. В результате было принято паллиативное решение. Взятым в заложники славянам (полякам и украинцам) было разрешено остаться в Киеве или выбрать себе комфортное для проживания место вне театра военных действий с сохранением за ними надзора полиции. Заложников не славян (в основном евреев) было решено этапировать в Сибирь[675].