6 июля 1916 г. император утвердил Положение об управлении областями Австро-Венгрии, занятыми по праву войны. Не дожидаясь официальных утверждений чинов генерал-губернаторства в должностях, Трепов начал формирование жандармско-полицейского аппарата. Приказом Верховного главнокомандующего № 895 от 3 июля 1916 г., то есть за три дня до утверждения Положения, вместо ликвидированного ВЖУ Галиции было сформировано Временное жандармское управление военного генерал-губернатора в областях Австро-Венгрии, занятых по праву войны[710]. Штат управления был утвержден расширенный даже по сравнению с полноценными ГЖУ. Кроме начальника управления, адъютанта и секретаря в него входило 10 помощников начальника управления в чине подполковников или ротмистров, 10 вахмистров, 85 унтер-офицеров и 4 писаря[711]. По численности оно было сопоставимо только с Московским или Петроградским жандармскими управлениями 1‐го разряда, значительно превосходя все второ-и третьеразрядные управления. К примеру, в МГЖУ было всего 7 помощников начальника, 6 вахмистров и 75 унтер-офицеров при 3 писарях, то есть численно оно было даже меньше галицийского.

Изначально содержание сотрудникам ВЖУ Австро-Венгрии было определено идентичным тому, которое было в ВЖУ Галиции. Однако уже 2 августа 1916 г. командир корпуса жандармов Татищев и начальник штаба генерал Никольский выступили с инициативой значительного увеличения жалованья, штатов и в целом финансирования управления, на что 13 августа было получено полное одобрение Ставки[712]. Распоряжением М. В. Алексеева на секретные расходы ежемесячно начальнику ВЖУ Австро-Венгрии выделялось по 100 руб., а каждому его помощнику – по 50 руб.[713] Наконец, в начале сентября в административном плане жандармерия Буковины была выделена из состава галицийской жандармерии и подчинена эвакуированному Келецкому ГЖУ[714].

В 1916 г. жандармерия рука об руку работала с военными контрразведками в Галиции. В июне контрразведывательное отделение штаба Юго-Западного фронта направило в департамент полиции сводку об организации шпионажа против России на оккупированных территориях Австро-Венгрии. Основным противником было обозначено украинизаторское движение. По данным, германское командование направило к русским военнопленным около 80 школьных учителей из Галиции, которые вели агитацию среди малороссов за прекращение войны, революцию и создание независимого украинского государства. Распропагандированных военнопленных отпускали (позволяли «бежать») на родину в целях продолжения антиправительственной пропаганды[715]. Именно этот контингент и оказался в фокусе внимания жандармских властей.

Жандармерия на занятых территориях Галиции и Буковины испытывала общие для прифронтовой полосы проблемы. Острый кадровый голод и нехватка финансирования не давали возможности организовать работу управления на должной высоте. Необходимость обрабатывать значительные объемы информации и выполнять дополнительные задания от военных властей приводили к переутомлению личного состава. Отсутствие четкого круга обязанностей ВЖУ Галиции распыляло усилия на многих направлениях зачастую в ущерб основному – политическому сыску. Не была прописана схема взаимодействия с военной контрразведкой, что негативно влияло на расследование дел о шпионаже. Жандармам приходилось работать в условиях шпиономанской истерии и развертывания юридически необоснованных репрессий, начинавших приобретать массовый характер.

«Пожалуйста, пожалуйста, господин Орлов, расскажите мне, как вы ловите этих ужасных шпионов», – умоляет изящная фрейлина императрицы. – «Видите ли, сударыня, в мире нет проще занятия, чем ловля шпионов! Шпионов ловят точно так же, как львов в Сахаре». – «Ах, как интересно! А как ловят львов?» – «Очень просто. Нужно собрать весь песок Сахары и просеять его через сито. Понимаете? Песок, разумеется, высыплется, а львы останутся в сите. Именно так мы и ловим шпионов». – «Какой ужас!» – восклицает фрейлина и, трепеща, пересказывает эту историю приятельнице».

Этот комичный диалог приводит в своих воспоминаниях один из выдающихся царских контрразведчиков, следователь по особо важным делам Владимир Орлов[716]. В годы Первой мировой войны отношение к борьбе со шпионажем стало по-настоящему общенациональным развлечением. На любых подозрительных лиц писались доносы, тысячами оседавшие в государственных архивах. Писали прибалтийские крестьяне на немецких помещиков, поляки и евреи в Привислинском крае друг на друга, писали офицеры, солдаты, общественные деятели, неравнодушные обыватели, либералы и черносотенцы, антишпионскую тематику подогревали журналисты. При помощи обвинений в шпионаже устраняли политических и коммерческих конкурентов, оправдывали поражения на фронте, делали себе имя и патриотическую репутацию. Выловить в этом песке зачастую совершенно безосновательных, а иногда и прямо клеветнических обвинений настоящих шпионов было занятием, действительно сравнимым с просеиванием песка Сахары. И это с учетом того, что контрразведчики должны были вести собственную агентурную работу.

Особенностью контршпионской работы в начале XX в. являлся ее межведомственный характер. Изучая историю взаимоотношений жандармско-полицейских властей и военных контрразведок, следует учитывать сходство между ними – как в кадрах, так и в общности поставленных задач. Формально жандармские управления и дивизионы должны были заниматься политическим сыском, только при необходимости оказывая содействие контрразведке; разведывательные отделения (РО) отслеживали передвижения войск и действия администрации противника; контрразведывательные отделения (КРО) ловили шпионов. Однако реальность была такова, что контрразведка активно участвовала в политике, а жандармерия в прифронтовой полосе занималась в основном контршпионской работой и даже непосредственно разведкой. Перед тем как исследовать, как закручивался и куда на практике привел данный клубок противоречий, вкратце рассмотрим предпосылки его появления.

Как отдельная структура военная контрразведка появилась в Российской империи в 1911 г. А ранее этим родом деятельности в разной степени занимались Военное министерство, МВД и МИД. В самом законе имелось некоторое противоречие. С одной стороны, борьба с военным шпионством составляла специальную обязанность военного ведомства, а с другой – в крепостных и приграничных районах она возлагалась на чинов Отдельного корпуса жандармов[717]. После реформы политического сыска 1880‐х гг. департамент полиции издал минимум 7 циркуляров, в которых предписывал приемы наблюдения за военными разведчиками: 5 июля 1882 г. № 1861, 16 июля 1883 г. № 1534, 20 ноября 1888 г. № 3104, 1892 г. № 1165, 20 июля 1893 г. № 2167, 31 января 1897 г. № 1094 и 25 декабря 1910 г. № 119955.