Ну, как когда-то слились поляне, древляне, дреговичи,кривичи и всякие там чудь и мурома. Что при этом потеряли – не знаем, но чтоприобрели – видим. А приобрели немало. Конечно, какое-то время будетболезненная проблема выработки общего языка… Микропереводчики, вмонтированныедаже в мобильные телефоны и пуговицы, – паллиатив. Решение должно быть такимже необратимым, как слияние племен в Киевскую Русь и потеря ими самобытности дотакой степени, что теперь уже не различить, кто из нас ведет род от древлян, акто от полян.

Конечно, основное столкновение будет английского с языкамикитайским и японским. Не только потому, что треть населения планеты говорит накитайском, но уж очень разная структура языков. Это не русский, что всегдаготов лечь под любого иностранца. С другой стороны, китайцам самим осточертеладревняя иероглифика, из-за которой труднее усваивать передовые технологииЗапада. Все помним, как они из-за сложности иероглифов не могли освоить азбукуМорзе, телеграфы и прочие чудеса техники…

Интересно, что будет с ивритом? Евреи не захотят сдаватьсвой язык. Вернее, не евреи – те сдадут что угодно, а иудеи. Оставят иврит вкачестве священного?

Черт, опять проверка… Мысли выпорхнули как вспугнутыебабочки. Обычно они у меня выпархивают, как тяжелые гуси, но сейчас даже небабочки, а какие-то комары…

– Документы?

– Пожалуйста… Что-то случилось?

За гаишником двое с автоматами, стоят правильно,профессионально, чтобы не оказаться на линии огня друг друга, в то же время незадеть гаишника. Тот, немолодой бывалый волк, просмотрел мои бумаги бегло, длянего важнее мой вид, запах, мимика, бегают ли глазки, каким тоном и что говорю.

– Да, – ответил он наконец, – вам придетсясдать взад вон до того поворота. Впереди проезд закрыт.

– Автокатастрофа?

– Можно сказать и так, – ответил онспокойно. – Взорвали одного. Машина телекомментатора из НТВ.

– Ага, – сказал я и добавил про себя. «Колаб,известная сволочь».

Гаишник взглянул мне вслед понимающими глазами. Может быть,я даже пошевелил губами, а они умеют читать и по губам, и по выражению глаз.

У офиса машин немного, я приткнул свою у самого входа.Охранник посмотрел подозрительно, я сунул ему пропуск. Что делать, охрана у насменяется чаще, чем я бываю на службе. Сейчас, когда видеоконференции не вошли вбыт, а вломились, смешно гнуть спину в офисе, когда можно все дома, на диване,а плоды сбрасывать на сервер по емэйлу.

Верочка, секретарша, вскинула высоко подрезанные брови.

– О, Бравлин!.. А вас уже с неделю разыскивают.

– Кто, шеф?

– Нет, из каких-то международных фондов.

Я насторожился.

– С какой целью?

– Не знаю, – ответила она беспечно. – Шефдолго упирался, не давал ваши координаты. Боится, что сманят за рубеж. Вы у нассамый блестящий специалист, хоть и…

Я посмотрел на нее с удивлением. Не думал, что эта всевидавшая куколка умеет смущаться.

– Хоть что?

– Хоть и со странностями, – закончила она сулыбкой. – Говорят, вы сменили восемь работ и пять профессий, везде успелиблеснуть, вам прочили взлеты… а вы бросали и уходили?.. Что это было, Бравлин?Неужели женщины? О, это так романтично!

Я не успел ответить, в приемную вошел Лампадин. Можносказать, коллега, только из соседнего отдела социального прогнозирования.Прекрасный костюм от Вовы Гробстера, прическа от Ляли Захерман, улыбка от ДейлаКарнеги, весь лучистый, сияющий, как игрок в покер с хреновыми картами. Приятнозаулыбался, увидев нас, кивнул Верочке, а ко мне обратилсябарственно-покровительственно:

– Должен признать, Бравлин, что в прошлом споре вывсе-таки прижали меня к стене!.. Коллеги потом на разборе все разложили покосточкам, по суставчикам. Я был не прав, обвиняя вас тогда… да-да, не прав.

Я холодно посмотрел на него и повернулся к Верочке:

– Шеф что-то оставлял для меня?

Она вытащила из стола пакет, перевязанный лентой и оклеенныйкоричневыми какашками сургуча. Кто-то еще обожает эту архаику. Или уже старнастолько, что не может перестроиться.

– Просил просмотреть до вечера. Если успеете, тосбросьте ему краткое резюме… Конечно, закриптограмьте по высшему классу. А сполным только лично, он Интернету не доверяет…

Лампадин посмотрел на меня несколько растерянно, сказалснова:

– Бравлин, я приношу свои извинения!

Сказал и умолк, ожидая. Ожидая результата. Сейчас мир долженрухнуть к его ногам, потрясенный таким поступком. Я даже не повел в его сторонувзглядом, принял пакет, осмотрел. Даже не «прошу принять извинения», а«приношу», заранее уверенный, что я вот прям щас ахну и начну уверять, чтоничо-ничо, это я сам был малость не прав, погорячился, перегнул и что какприятно иметь дело с таким вот собеседником…

Он сказал уже нетерпеливее:

– Я сказал, что приношу…

– Я слышал, – прервал я. – Что, обязательнонужен ответ? Пожалуйста! Не принимаю.

Он опешил.

– Что?

– У вас пробки в ушах? – поинтересовался я. –Я ответил четко: не принимаю. Извинения ваши не принимаю.

Я говорил холодно, равнодушно, без эмоций. Он опешил ещебольше, смотрел, вытаращив глаза. Торгаш, подумал я с омерзением, юсовскийторгаш. Он мне свои извинения, я же должен в ответ поступиться чем-то своим.Нормальная сделка с совестью, чисто по-юсовски. Как они в своих фильмах исериалах показывают без малейшего стеснения, когда адвокаты, судьи и прокурорыдоговариваются еще до заседания, сколько можно скостить, если признаться втом-то и том-то, а это и вот это переложить на других. Торг поганенький, оторжестве справедливости нет и речи, но юсовцы даже не понимают всей подлоститаких сделок… И вот сейчас он готов признать себя частично виновным, да и токосвенно, принося извинения, а я в ответ должен…

– Не принимаю, – повторил я.

Повернулся спиной, в глазах Верочки я тоже прочелнедоумение, но не адвокатом, а мною, моим поступком. Извинения и признания виныв нашем малодушном мире стали настолько редким поступком, что если кто решитсяизвиниться, то ему за такое готовы… да что там готовы, по единодушномуобщественному мнению, просто обязаны простить все, будь это растлениемалолетних, массовые убийства или казнокрадство в особо крупных.

– Передайте шефу, – сказал я Верочке, – чтовечером резюме будет у него на столе. Если, конечно, он еще не забыл, каквключать комп и принтер.

– Я ему все включаю, – ответила Верочкамногозначительно, – и все настраиваю по высшему классу. Не вручную жетакому человеку… набрасывать?