– Как у вас с апгрейдом?.. Не достает эта постояннаягонка?

– Нет проблем, – ответил я. – Мне это самомунравится.

Он покачал головой.

– Как может нравиться ремонт, которому нет конца?Действительно, умом Россию не понять… А другими местами – очень больно.

Он улыбался, но глаза оставались серьезными. Он все старалсяподойти к чему-то, но натыкался на невидимые мне препятствия, обходил,натыкался снова. Я видел по его глазам, что именно он хочет спросить, но на этитемы не хочется, мозги стонут, просят отдыха… Я это называю защитнымторможением: мол, прикидываются, на самом деле еще не устали, еще пахать ипахать…

– Загляну сюда вечерком, – обронил я. –Все-таки человек – общественное… Когда посидишь взаперти в четырех стенах, дажеБабурину рад.

– Да? – сказал он с прежней нерешительностью вголосе. – Тогда… э-э… сможете заглянуть ко мне на минутку?

– Ну, вообще-то…

– Да прямо сейчас, – сказал Лютовой уже решительнее. –Пока вы не погрузились в работу, работищу. А вечерком все здесь соберемся,пофехтуем эрудицией, попьем чайку, кого-то раздраконим, снова чайку…

Он пошел со мной рядом, дальше молчали до самых дверей егоквартиры. Едва переступили порог, он щелкнул выключателем, сразу пошли бухатьбасы, и, как я понимаю, заработала глушилка, Лютовой для верности приоткрылпанельку, проверил, кивнул:

– Работает… Кроме музыки ничего не запишется. Бравлин,вы в прошлый раз меня просто поразили… Я уж молчу, что вы буквально выдернулиголовы ребят из петли.

Я молча пошел за ним на кухню, говорить что-то нет смысла,Лютовой указал мне на единственно свободное от книг сиденье, сам сразу полез вхолодильник.

– Водки, вина, пива?

– Вы прям как юсовец, – сказал я сотвращением. – Еще бы виски предложили!.. Если есть, то стаканчик сока.Или минеральной воды. Говорят, напиток мудрецов – вода, а я временами чуйствуюсебя таким мудрым, таким мудрым, что самому противно… Короче, у меня еще работыпрорва… Что хотите узнать? Как я себя чувствовал?

– Черт, вы не ясновидящий?

Я подумал, пожал плечами:

– Не знаю. Для отдельного людья – точно нет. А длявсего стада, гм… это, наверное, профессиональное.

– Поговаривают, вам платят за прогнозы?

Я ответил уклончиво:

– Скажем иначе, составляю сценарии последствий от техили иных решений нашей компании. Но так как я составляю их не на основанииграфиков, сложнейших вычислений и обработки гигантского массива данных, то моисценарии всегда точнее…

– А на основании чего вы составляете? –полюбопытствовал он.

– От фонаря, – объяснил я.

Он остановился с пакетом сока в ладони, смотрелнепонимающими глазами, ибо я говорил совершенно серьезно.

– Но… не наугад же?

Я пожал плечами:

– Да с этими прогнозами хоть рта не раскрывай. Хорошоскажешь – сглазил, плохо – накаркал!

Он смотрел очень серьезно.

– Значит, сбываются?

– Увы, да.

– И все наугад?

– Зачем? – ответил я без охоты. – Естьздравый смысл. Если я сунул руку в огонь и обжегся, я уже понимаю, что еслиснова суну ее в пламя, пусть уже другого костра, то снова обожгусь. Далее, японимаю, что если другой человек сунет руку в огонь, он тоже обожжется. Есть именее явные «озарения», но, если порыться, всегда можно докопаться, почему икак. Но на фиг мне рыться? Я привык доверять себе, своему чутью… В старину быего назвали озарением, вдохновением, но я предпочитаю проще – интуиция. Аинтуиция по мне – это мгновенный перебор вариантов, когда вроде бы сразувыдается конечный вариант ответа, минуя сложнейшие вычисления… На самом делеони проводятся, но только на уровне подсознания. Плюс кое-что…

Лютовой кивнул, на лице удивление, но удовольствовался, нестал расспрашивать, что за «кое-что» еще, и мне не пришлось изворачиваться,выскальзывать, только бы не брякнуть о Сверхорганизме, от которого тоже получаюкое-какие смутные наводки, подсказки.

Я осматривал кухню, у Лютового просто, удобно,функционально, без излишеств. Как-то ухитряется не загромождать, как у всех унас получается само собой.

– Значит, – сказал он осторожно, – вас нетряхнуло?

– Не знаю, – ответил я. – Начал былоразбираться, что же это я за чудовище, но бросил… Наверное, не интеллигент, нелюблю копаться в дерьме. Даже, если это дерьмо – мое. Или даже я сам. Знаю, чтоя не хуже основной массы населения. Но если я вот так… и трепета не ощутил, тои они все могут. Знаете, стыдно признаться, но я чувствовал только страх, чтозацапают, остановят, обыщут, найдут пистолет. А потом пару дней ждал, что вквартиру вломятся парни в пятнистых комбинезонах. Но чтоб трепет перед судомБожьим, или, как теперь говорят, судом своей совести… а вот ни капельки! Убил иубил. Мог бы еще и ногами попинать, никаких угрызений.

– Мда, – протянул он.

Я понял, что сказать ему нечего, развел руками:

– Где-то наша цивилизация… или культура?.. дали сбой.Все века воспитывался человек в духе, что должен страшиться суда внутреннего!Подчиняться некоему нравственному закону… Но юсовость уже захватила весь мир. Ятоже стал незаметно юсовцем, увы. Юсовцем быть легко, а стать им проще простого!Теперь мне, как юсовцу, нужно, чтобы я был прав с точки зрения юриста. А всенравственное – это лажа.

– Так в чем же сбой?

– А что вся культура оказалась бессильной! Я, знаетели, хороший человек… не смейтесь! Я же могу сравнивать себя с другими?.. Таквот я пал под натиском юсовости. Я страшился милиционера, а не угрызенийсовести.

Он сказал задумчиво:

– Может быть, дело в том, что вы чувствовали глубокуюнравственность своего поступка? Ну, некую высшую справедливость?

Я огрызнулся:

– Но все равно, я убил троих че-ло-век! А во все веканам вдалбливалось: не убий! К тому же я замочил двух женщин, что уж вовсе, постарым нормам – безнравственно. Во всем высшем чувстве, я должен был быпотерзаться хоть малость, потом бы мои высшие гражданские чуйства одолели бымои личные моральные установки… но – ни фига! Я вышел оттуда и только думал,как бы не оглядываться, чтоб пистолет не выпячивался, надо бы в рюкзачок еще итряпку положить… Но я все-таки гомо мыслящий! Понимаю, что быть юсовцем хоть иклево для самого человека, но тупиково для общества. Оно сейчас прет по путитехнического прогресса еще на старых запасах нравственности, как Россия, чтопроедает остатки созданного СССР. Но потом нас всех ждет жуткий крах…

По его глазам я уловил, что он уже потерял нить моихрассуждений. Да и мне, если честно, вдруг перехотелось продолжать, ибо придетсясознаться, что оттачиваю тезисы «как жить правильно в XXI веке». А Лютовому этоне надо, он и так знает: Россия – превыше всего, Юса – маст дай, жидов и негров– перетопить в Тихом океане. Лучше над Марианской впадиной, там глыбже.