– Так что у вас за дело?

Свой безобразный пакет тоже прислонил к ножке стола. Уж мойточно никто не сопрет, можно не трястись и не проверять ногой украдкой.

Он смотрел на меня с тем же радостным удивлением.

– Честно, – сказал он, – я поражен… Я виделваше фото, потому и узнал, но думал, что старое фото. Ведь вы успели отличитьсяв самых разных областях!.. Другому хватило бы на несколько жизней. Каждая вашаработа достойна докторской диссертации. Некоторые выводы настолько удивительны,парадоксальны и… верны, что подтвердилось самым ужасающим образом! О вас сейчасв наших стенах начинают говорить то в одном отделе, то в другом…

Передо мной опустилась в серебристой вазочке розовая горкамороженого. Девушка бросила на моего собеседника заинтересованный взгляд, отнего за версту несет значительностью и большими деньгами, удалилась с заметнойнеохотой и как бы обидой, что ни один из нас не погладил по безукоризненномубедру.

– Польщен, – ответил я. – И что жезаинтересовало настолько, что… вот этот контакт?

Он положил ладони на стол, серые внимательные глаза смотрелис дружелюбием и теплотой.

– Эксперты дают вашим работам высокую оценку, –сказал он очень искренним голосом. – В конце концов на совете было решено,что ежегодная премия могла бы быть присуждена вам. Это диплом, памятная медаль,нефритовая статуэтка и двести пятьдесят тысяч долларов. Еще цветы, ленты,поцелуй мисс Вселенная, банкет… словом, это роскошная церемония, смею васуверить! Транслироваться будет по всемирному телевидению, все увидят ваштриумф…

И Таня увидит, мелькнуло у меня в мозгу. Отец увидит,перестанет считать меня гением в науке и полнейшим неудачником в жизни. Ивообще все-все… Словом, медные трубы, медные трубы, медные трубы трубят, приглашаютпройти тех героев, кто уже сумел пройти огонь и воду.

– Да, – сказал я, – эти церемонии впечатляют.Раньше было просто: президент жал руку и вручал медаль лауреата, а пионеркаподносила цветы. А теперь все режиссируется умельцами, что привыкли ставить шоуБивиса и Батхэда. Какие световые эффекты, какие краски, какие громогласныеведущие… Все расписано до мелочей, кому где стоять, как и кому кланяться, какиеблагодарственные слова говорить, кому поцеловать руку, кому – ногу, перед кемвстать на колени… На этих условиях мне вручат, как я правильно понял, диплом,памятный знак и нефритовую статуэтку, плюс двести тысяч долларов?

– Двести пятьдесят, – поправил он и повторил совкусом: – Двести пятьдесят тысяч долларов! Это, согласитесь, сумма. Четвертьмиллиона долларов.

– Еще бы, – охотно согласился я. – Сумма.

– А сама церемония, – сказал он легко, –пусть вас не беспокоит. Ведь когда прямую трансляцию смотрят миллионы, а этупередачу будут смотреть сотни миллионов!.. то нехорошо не дать красочноезрелище, не так ли?.. Люди пришли со службы после тяжелого трудового дня,включают телевизор… Мы просто обязаны дать им хорошее приятное зрелище! Ахорошее нельзя сделать, если заранее не отрепетировать, не повторить хотя быдва-три раза все моменты, какие-то подправить, какие-то усилить, акцентировать,даже повторить…

Я оторвался от мороженого, уже половину сожрал, сказалзадумчиво:

– Двести пятьдесят? Это хорошо… Давайте сделаем так –вы просто пересылаете мне чек. Вот и все делы.

Он запнулся на миг, на лице моментально сменилось с полсотнимасок, слишком быстро, чтобы рассмотреть хотя бы одну, в следующее мгновениеснова улыбался светло, чисто и чарующе.

– Как вы можете, – сказал он с мягкимупреком. – Ведь вы лишите людей такого зрелища!.. Сто пятьдесят миллионовбудет смотреть только в России!

Я поинтересовался хладнокровно:

– Ну и что?

– Как можно, – повторил он. – Это такоезрелище… Нет, так нельзя!

Я переспросил:

– Но ведь первое место… или как там это награждениеназывается, большинством голосов отдано мне?

– Да, – ответил он, – но вы должны бытьобязательно…

– Не понял, – сказал я. – Как это связано спервым местом?..

Теперь он старался понять меня, кривился, морщился, наконецвсе же выдавил:

– Простите, теперь я не понял.

– Очень просто, – объяснил я любезно. – Еслия занял первое место в каком-то соревновании, то я становлюсь чемпионом внезависимости от того, явился за кубком или нет. Так?

Он увидел ловушку, слишком явная, сказал осторожно:

– Здесь не спорт, здесь наука…

– Но рекорд есть? – спросил я. – Вы самисказали, что есть. Или чемпионство – неважно. Вот я и говорю, пришлите чек, авсе остальное…

Я не договорил, в чью задницу диплом, памятный знак инефритовую статуэтку, но он понял, пожелтел, отодвинулся.

– Как жаль, – сказал он сухо. – Как жаль.

– Да ладно, – ответил я великодушно. – Нихрена вам не жаль. Все было понятно заранее.

– Было, – сказал он неожиданно. – Простонекоторые в комитете по премиям полагали, что с годами вы станете терпимее,мягче. Что с вами можно будет договориться.

– Сторговаться, – поправил я.

Я надеялся, что он пойдет и дальше, согласится, ляпнетчто-нибудь еще, но Гарри Глостер, как он назвался по телефону, как будтоподозревал видеокамеры во всех углах, смолчал, только саркастически улыбнулся.

Я отодвинул пустую вазочку, оставил деньги на столе и отбыл,не забыв прихватить безобразно раздутый пакет с продуктами.

Понятно, теперь никакой премии не светит. Не зря же прислалиэтого заранее, до начала конкурса. Премия будет дана тому, кто примет условияприехать такого-то числа, поселиться в таком-то номере, взойти на сцену по зовуконферансье и кланяться, кланяться, кланяться с приятной и чуточку смущеннойулыбкой, благодарить и снова кланяться, говорить, что принимает это как авансза будущее служение им, давшим премию, снова кланяться и целовать рукуведущему, ногу – конферансье, встать на колени перед иконой и перекреститься…или подпрыгнуть перед статуей Саурона и крикнуть «Хунь-сунь – банзай!» и сноваповторить, что эту премию рассматривает только как аванс, что будет им, давшимпремию, служить верно и преданно, в надежде, что со временем еще что-нибудькинут на протянутую лапу.

Премию, повторил я себе, чтобы укрепиться в своейпозиции, – все-таки двести пятьдесят тысяч гавкнули! – дают тем, ктообязуется им служить. Там что премии – это не просто премии. Это веревка нашее. Зачастую даже не очень длинная.

Я забыл о нем и премии раньше, чем вошел в квартиру и увиделна дисплее скринсейверную заставку. В голове уже неотвязно вертелось, что,возможно, придется вообще менять аудиторию. Все религии и учения былирассчитаны, что простой народ проникнется и пойдет, пойдет, пойдет… К простомународу обращались Заратуштра, Моисей, Будда, Христос, Мухаммад, Маркс, Ленин,Мао, Кастро, Хусейн… Вроде бы дало прекрасные результаты, мир всякий развстряхивало и перекраивало по-новому. Как сказал великий Ленин, великий – бездураков, идеи становятся силой, когда овладевают массами.