Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зора не торопилась с ответом. Она хотела было сказать, что не может говорить за всех Землеступов, но это была бы ложь. Жрецы Луны всегда говорили за свой клан, и она знала, что могла бы повлиять на отношение своего народа и заставить его принять – или отвергнуть – этого обаятельного кошатника. И она ответила ему честно, хотя, возможно, это был не тот ответ, который он хотел бы услышать.
– Реакция Землеступов целиком зависит от того, какой ты человек. Если ты честен, добр и верен своему слову, думаю, они тебя примут.
– А если я осел, который плюет на традиции Клана и давит на девушку, чтобы она меня выбрала?
Зора фыркнула.
– Что ж, попробуй. И узнаешь, что на женщин Клана невозможно надавить. У нас матриархат, Антрес. Если ты готов это принять, то, как знать, возможно, ты и впрямь найдешь себе пару среди Землеступов. – Она помедлила, а потом решила выложить все как есть: – Но ты должен кое-что понимать. Мы не одиночки. Я сомневаюсь, что хоть кто-нибудь из женщин Клана согласится жить в пустой берлоге.
Антрес тяжело вздохнул.
– Как я и думал. Громовержец, эта рысь всегда права!
– Так, теперь я действительно ничего не понимаю. Как же Баст может быть права, если она привела тебя искать пару среди женщин, которые не любят одиночество?
Он посмотрел ей в глаза, и она увидела, как в его открытом взгляде пляшут смешинки.
– Потому что на самом деле я ненавижу одиночество. И всегда ненавидел. Я всегда отличался от остальной Цепи.
– Ты хочешь сказать, что не планируешь возвращаться к рысьему образу жизни?
– До сих пор я этого не понимал, но, думаю, именно это я и хочу сказать. И именно поэтому Баст привела меня сюда.
– Чтобы начать новую жизнь в новой Цепи?
– Да.
Зора засияла.
– Раз так, придется объяснить тебе, как надо ухаживать за женщиной-Землеступом. И, поверь мне, ты обратился по адресу. Может, я и не стану твоей парой, но ты определенно нашел себе лучшего учителя.
– Почему мне уже страшно?
– Потому что ты, кошатник, умный. А теперь слушай внимательно…
– Голубка, драгоценная, проснись.
Она мгновенно открыла глаза, скорее почувствовав, чем услышав, что рядом с ней проснулся Верный Глаз, а не Бог. Она спала, свернувшись в клубок, спиной к нему, но, как только он заговорил, она с готовностью повернулась, раскрывая объятия.
– Любимый! Это ты! – Охваченная радостью, она прильнула к нему, дрожа от облегчения.
Он пригладил ее волосы и прижал к себе, и она положила голову на его могучую грудь.
– У нас мало времени, моя драгоценная. Бог спит, но скоро Он вернется.
Голубка не сумела подавить дрожь.
– Мой Заступник, любовь моя, можешь ли ты ему сопротивляться? Можешь ли остаться собой?
В ту же секунду она почувствовала в нем перемену. Его тело напряглось, а рука, ласкающая ее волосы, упала на постель.
– Голубка, я не хочу оставаться собой. Я принял Бога. Скоро мы с Ним окончательно станем единым целым.
Она тихо ахнула и прижалась к нему крепче.
– Нет! Я не вынесу, если потеряю тебя.
– Ты никогда меня не потеряешь! – Он обхватил ее рукой. – Драгоценная, мы с Богом едины. Хотя скоро я смогу говорить лишь голосом Бога, я все так же буду здесь, внутри этого тела, которое становится все сильнее и скоро будет готово вести наш Народ за собой.
– Но Он сделал мне больно, – сказала она.
Голубка не заплакала – у нее не было глаз, поэтому она не знала, что такое слезы, – но ее затрясло от безысходности.
– Драгоценная, тебе придется смириться. Помни, что Он и я теперь одно.
– Он сказал мне, что имя ему – Смерть.
Она почувствовала, как Верный Глаз кивает.
– Да, Он – пробужденный Бог Смерти. Похоже, мы с тобой ошибались. Наш Бог не умер: он спал.
– Любимый, я не понимаю, что происходит.
– Все очень просто. Наш путь остается прежним. Мы уведем Народ из отравленного Города и займем Город-на-Деревьях. Теперь нам не придется копить силы. Теперь Народ ведет сам Бог Смерти. Победа почти у нас в руках, – заверил ее Верный Глаз.
Голубка не ответила. Она чувствовала, как теряет все – своего любовника, свой Народ, свой мир.
– Драгоценная?
– Я не могу быть Супругой Смерти! – выпалила Голубка неожиданно для себя. В ту же секунду она пожалела, что произнесла эти слова вслух, и сжала губы, готовясь к возвращению Смерти и неминуемой каре.
Вместо этого она почувствовала, как Верный Глаз притягивает ее ближе и нежно, с любовью поглаживает по спине, как делал прежде несчетное число раз. Напряжение начало ее отпускать, но тут он заговорил, и короткая иллюзия безопасности разлетелась вдребезги.
– Я знаю, моя драгоценная. Вот почему ты должна объединиться с Великой Матерью, Богиней Жизни. Лишь она достойна титула Супруги Смерти.
Голубка не хотела спрашивать. Она хотела зажать уши, свернуться в клубок и притвориться, что ее Заступник все еще принадлежит ей, а не темному и опасному Богу.
Но она должна была спросить. Ей нужно было знать, что уготовил для нее Бог Смерти. За свою короткую тяжелую жизнь она в совершенстве заучила один урок: знание – оружие острее трезубца и опаснее целого океана неведения.
– Как это произойдет, мой Заступник? – спросила она с напускным спокойствием.
– Так же, как было со мной.
Он пустился в объяснения, скользя пальцем по ее гладкой коже и то и дело останавливаясь, лаская ее локти и запястья, колени и талию.
– Тебе нужно будет заразиться струпной болезнью. Когда ты заболеешь и твоя кожа зашелушится и покроется волдырями, мы с Богом принесем в жертву олениху – великолепную королеву леса. Мы освежуем ее живьем и соединим ее плоть с твоей, как я соединил свою с плотью могучего оленя. Когда олениха пробудится в тебе, вместе с ней пробудится и Богиня. Только подумай, драгоценная! Мы с тобой станем бессмертны – навеки вместе! Жизнь и Смерть будут править лесом, подчинять всех, кто нам противостоит, и жить среди облаков, как и подобает богам.
Голубка ответила не сразу. Она спрятала лицо на груди возлюбленного, пытаясь справиться с клокочущей внутри паникой. Когда она убедилась, что способна говорить, а не кричать, она сказала:
– Верный Глаз, мой Заступник, моя любовь, а если я не хочу становиться Богиней? Нельзя ли мне остаться той, кто я есть? Твоей любимой? Нельзя ли мне стать наконец той, кем я притворялась годами – истинным Оракулом Бога?
Верный Глаз повернул к себе ее лицо и ответил, тщательно проговаривая слова: