– Хорошо, бейта. Хорошо тебе отдохнуть. Позвони мне, когда подъедет Абба.

– Ача.

– И если он будет задерживаться, тоже позвони.

– Ача.

– И знаешь что? Просто звони!

– Конечно, Амми! Я люблю тебя, худа хафиз.

И я дал отбой.

Я не мог поверить тому, что только что произошло. Все символы как нельзя лучше подходили к моей ситуации – и все указывало на то же толкование, к которому я пришел сам вскоре после сна. Ничего не приходилось ни додумывать, ни натягивать: все идеально укладывалось в общую картину.

Но «адвокат дьявола» продолжал нашептывать свои доводы. Теперь я сосредоточился на двух символах, которых не нашлось в соннике: игуана вместо варана, кузнечик вместо саранчи. Все остальное совпадает идеально – а они почему нет?

Я начал вертеть в уме эти слова. Кузнечик. Игуана. Кузнечик. Игуана. К… И… К… И… Крест. Ислам.

Нет, это уж слишком! Мне нужно было время. Время, чтобы еще раз все это обдумать и как-то с этим свыкнуться.

Обдумывал и свыкался я еще два месяца. И с каждым днем «адвокат дьявола» все громче нашептывал мне свои аргументы. Неужто я готов и жизнь свою, и участь в вечности поставить на кон из-за какого-то сна? Всего одного сна? Да еще такого символического, что его не истолковать без помощи Иосифа или Ибн Сирина?

Быть может, я истолковал этот сон в пользу христианства, поскольку подсознательно хочу, чтобы христианство оказалось истиной? Или наоборот, подсознательно хочу, чтобы истиной оказался ислам, а шайтан морочит мне голову и старается завлечь в сети погибели? Как и видение в номере отеля, сон этот был слишком неоднозначен, его можно было истолковать по-разному.

Собственно говоря, так оно и произошло. Я поделился этим сном с Амми, и она сказала, что не совсем понимает, как сочетаются все эти символы, но в целом это, конечно, указание от Аллаха, что я должен твердо держаться ислама. А когда я поделился видением и сном с Дэвидом, он ответил: нет никаких сомнений, что и то, и другое указывает на христианство.

Все это беспрерывно крутилось у меня в голове, но я не осмеливался просить Бога об еще одном сне или видении. В сердце своем я понимал: Он уже дал мне все, чего я просил. Но я был слишком разбит, слишком измучен, чтобы твердой рукой принять Его дар. Мучительная неуверенность, мысли о страшной цене, противоположные желания и порывы – все это почти меня парализовало.

Почти.

Я помнил, что говорил Дэвид об Иосифе в Новом Завете. Ему Бог давал во сне «четкие указания». Это мне и нужно! И если Бог хочет направить меня, сломленного скептика – без сомнения, Он понимает, что мне нужно нечто большее.

«Три сна, – сказал я себе. – Аллах любит повторять трижды, а христианский Бог триедин[119]. Почему бы не попросить о трех снах?»

И я снова обратился к Аллаху, на сей раз с очень конкретной просьбой.

– Вместо одного сна, прошу, пошли мне три! Если все они будут указывать на христианство – я стану христианином. Прошу тебя, Господи, окажи мне милость! Сделай следующий мой сон таким ясным и понятным, чтобы он не требовал истолкования!

Утром 11 марта 2005 года мне приснился новый сон, который я сразу же и записал:

Проснувшись, я немедленно понял значение этого сна. Пиршественная зала – небеса; пир – вечный праздник в Царствии Небесном; чтобы попасть на пир, я должен откликнуться на приглашение Дэвида.

Непонятным в этом сне осталось только одно: дверь. Она сильнее всего приковала мое внимание; но что она означала? Почему так ярко мне запомнилась? И почему была такой узкой?

К этому времени мои разговоры о снах стали вызывать у Амми подозрения; к тому же в этом сне появлялся Дэвид, так что обращаться за толкованием к ней явно не стоило. Я позвонил Дэвиду и спросил, что он об этом думает.

– Набиль, – ответил он, – этот сон так ясен, что в толкованиях не нуждается.

Его слова сразу напомнили мне то, о чем я молился всего несколько дней назад. Когда же я спросил об узкой двери, Дэвид предложил мне просто прочитать Лк 13:22.

Вместо Библии короля Якова, хранившейся в библиотеке Аббы, я обратился к Библии в современном переводе и с комментариями, которую подарил мне в прошлом году Дэвид. До сих пор я ее не открывал. Добравшись до этого стиха, я обнаружил подзаголовок крупным жирным шрифтом: «Тесные врата».

Сердце мое пропустило такт. Эту главу Библии я прежде не читал и даже не видел. С сильно бьющимся сердцем я прочел ее, а затем перечитал еще раз:

И проходил по городам и селениям, уча и направляя путь к Иерусалиму. Некто сказал Ему: Господи! неужели мало спасающихся?

Он же сказал им: подвизайтесь войти сквозь тесные врата, ибо, сказываю вам, многие поищут войти, и не возмогут.

Когда хозяин дома встанет и затворит двери, тогда вы, стоя вне, станете стучать в двери и говорить: «Господи! Господи! отвори нам»…

Там будет плач и скрежет зубов, когда увидите Авраама, Исаака и Иакова и всех пророков в Царствии Божием, а себя изгоняемыми вон. И придут от востока и запада, и севера и юга, и возлягут в Царствии Божием[120].

Тут я перестал читать и отложил Библию. Этого было достаточно. Бог послал мне сон столь ясный, что в истолкованиях он не нуждался – точнее, истолкование его было записано в Библии две тысячи лет назад.

Узкая дверь – это тесные врата, ведущие к спасению. Иисус говорит, что нужно прилагать усилия, чтобы войти в них. Из сна понятно, что я должен ответить на приглашение Дэвида – войти и воссесть на пиру в Царствии Небесном. Если же я не войду, то останусь снаружи, прося, чтобы меня впустили.