Именно здесь я нахожусь сейчас: перед тесными вратами, ведущими к спасению, стою и стучу, и спрашиваю, почему же меня не впускают. По счастью, хозяин дома еще не закрыл передо мною дверь.

Вопросов больше не осталось. Я знал, что должен сделать. Принять приглашение.

Но я просил о трех снах – и Бог оказал мне поистине невероятную милость. В предутренние часы 24 апреля 2005 года мне приснился третий сон:

Я сижу на нижней ступени белого лестничного пролета в мечети. Лестница ведет вверх, слева от себя я вижу узорчатые столбики перил. Из чего сделаны ступени, я не совсем уверен: то ли деревянные, то ли из мрамора или другого камня. Я сижу к лестнице спиной. В этом сне я видел себя со стороны, справа. Я сижу на ступени и смотрю вперед, как будто жду, когда кто-то заговорит. Кажется, там была коричневая деревянная кафедра, но в этом я не уверен. Пол в зале устлан зелеными коврами, и предполагается, что люди будут сидеть на полу, но я сижу на первой ступени лестницы и никакой неловкости от этого не ощущаю. Я жду, что люди заполнят пустое пространство слева от меня и от лестницы. С правой стороны зала ничего не происходит.

Комната постепенно наполняется людьми. Слева совсем рядом со мной садится на пол имам. Он одет в белое и смотрит туда же, куда и все остальные. Я озадачен и смущен тем, что он устроился рядом со мной на полу: ведь он – имам, святой человек, и я ожидал, что проповедовать будет он. Из уважения я хочу встать со ступени и сесть с ним рядом, но не могу. Меня как будто удерживает на ступенях какая-то неведомая невидимая сила.

Она не кажется ни грубой, ни мягкой. Она просто не дает мне встать.

Я не понимаю, что мне делать, не понимаю, чего все ждут и кто же в результате будет проповедовать. Этим недоумением и смущением и заканчивается сон.

Этот сон был для меня вполне ясен. Я сижу на ступенях лестницы, ведущей прочь из мечети. Мусульмане, которых я привык уважать, сидят ниже меня. Даже желая оказать им уважение, я не могу занять свое прежнее место. Я оказался выше их; а выше – это на пути из мечети. Бог подтвердил, что я иду верным путем.

Более того: во сне оказалось, что все ждут не имама. Ждут кого-то другого, обладающего намного большим авторитетом. Быть может, того, кто не придет вовсе. Этот сон, как и предыдущий, не говорил, что делать – лишь показывал мне, где я нахожусь. Я кого-то жду, но вряд ли дождусь, ибо ожидаю не там, где надо.

Поскольку в этом сне появлялись мечеть и имам, я без стеснения обратился за истолкованием к Амми. Снова достав Ибн Сирина, она сообщила, что лестница, ведущая вверх, указывает на повышение моего статуса и в этом, и в загробном мире; то, что я сидел на нижней ступеньке, означает, что мой путь только начинается; пустая мечеть в начале сна говорит о том, что я ищу религиозного образования; полная мечеть в конце – о том, что стану мудрым учителем веры или разумным советчиком; имам представляет всех мусульман уммы, а белые одежды имама – их благие намерения.

Почему имам сидел на полу, ниже меня, Амми объяснить не смогла. Видеть человека сидящим на ковре, по соннику, означало, что этот человек заблуждается или может принести ложное известие. Амми заключила, что истинное значение этого сна от нее скрыто, но для меня он, несомненно, означает некие радостные перемены.

Когда я поделился этим сном с Дэвидом, он дал намного более четкий ответ:

– Лестница, ведущая прочь из мечети? Набиль, и ты еще спрашиваешь, что это значит! Что еще должен сделать Бог – в самое ухо тебе заорать, чтобы ты наконец стал христианином?

Трудно было с ним не согласиться. В самом деле, чего еще я жду? У меня было три сна и видение. Все они произвели на меня глубокое впечатление, а последние два были еще и совершенно прозрачны по смыслу. Один сон, даже два еще оставляли бы место для сомнения, но три…

Я не мог больше бежать от правды: Бог призывает меня принять Его Благую Весть.

Эту правду я признал про себя: но не признавал ее более ни перед кем, даже перед Богом. Иные, возможно, назовут мое поведение в то время необъяснимым, даже неизвинительным. Быть может, и так. Третий сон не стал началом моего христианского пути – он стал началом траура. Периода, который постепенно становился самым тяжелым и болезненным в моей жизни.

Все лето 2005 года я продолжал противиться Благовестию. Снова путешествовал по мечетям, беседовал с имамами, искал у них ответов – и не находил. Вместе с Аббой побывал даже в нескольких европейских мечетях, отчаянно ища что-нибудь такое, что опровергнет все, узнанное мною за эти четыре года – но тщетно. Все это время молил Бога послать мне новый сон, но Он ничего не посылал. Я увидел уже достаточно.

Все эти месяцы страшным призраком стояло передо мной неминуемое грядущее испытание. Я знал, какую цену придется заплатить, но не представлял, как это будет. Амми и Абба меня возненавидят? Выгонят из семьи? Или, быть может, умрут от сердечного приступа? Это казалось всего вероятнее.

Честно говоря, я просто не знал, что произойдет. Знал лишь одно: жизнь моя никогда уже не будет прежней.

В конце лета я начал готовиться к следующему году в медицинской школе. Я решил переехать поближе к школе, сняв квартиру пополам с товарищем, так что накануне первого дня занятий прощался с семьей. Родные не воспринимали это прощание всерьез: что за беда, если теперь я буду жить всего в каких-нибудь двадцати пяти минутах езды от дома? Но я знал: быть может, это один из последних вечеров, которые мы проводим вместе, в любви и согласии. Я ловил каждую улыбку родителей и сестры, каждый их ласковый взгляд, наслаждался каждым мгновением каждого объятия – и сердце мое разрывалось.

Амми и Абба не представляли, что я готов с ними сделать; им и в голову не приходило, что я обдумываю. Так что меня снедало не только горе, но и чувство тайной вины. Что я делаю? Я готов разрушить свою семью!

На следующий день я едва мог вести машину. Меня душили слезы. Почти силой вытащив себя из дома, по дороге я напоминал себе, что надо собраться. Второй год учебы – как говорят, сложнейший для будущих медиков, а первый день на занятиях – самый важный день. Так что не время сейчас раскисать.

Но «собраться» я не мог. Просто не мог. Вместо этого я начал вслух взывать к Богу:

– Йа Аллах! О Боже! Дай мне еще время! Дай время, чтобы оплакать неминуемую потерю семьи, потерю жизни, которую я так любил!

Уже подъехав к университету, я понял, что не в состоянии сейчас идти на учебу. Вместо этого поехал к себе домой – в квартиру через улицу от университета, куда мы с Аббой несколько дней назад перевезли мои пожитки. Среди них были две книги, в которых я надеялся найти утешение от Бога.