Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем, Боже?!.. – только и удавалось простонать мне. – Зачем?!
Накануне вечером я смотрел в затуманенные слезами глаза Аббы.
Этими глазами с любовью смотрел он на меня все дни моей жизни, с первого дня, когда прочитал мне на ухо адан. Эти глаза прикрывал в молитве каждый вечер, вверяя меня покровительству Бога. Эти глаза туманились любовью и тоской по близким, когда он вел корабль в далеком море, на службе своей страны и семьи. Но впервые я видел у него в глазах слезы – слезы, которым сам стал причиною. И это было невыносимо.
– Боже, зачем?!..
Сказал Абба немного, но его слова преследуют меня по сей день. Глухо, почти с физически ощутимой болью он произнес:
– Набиль, сегодня ты словно вырвал сердце у меня из груди.
Эти слова гремели во мне и разрывали на части. Я чувствовал себя отцеубийцей. Ради Иисуса я готов был пожертвовать собственной жизнью; но жизнью отца?!..
Боль не сломила его: мой Абба, мой сильный, мужественный папа, никогда не держался так прямо, как в тот день. Он гордый человек, мой отец.
– Зачем, Господи?!..
Амми сказала еще меньше Аббы; но, о чем молчали ее уста – говорил взгляд.
«Ты мой единственный сын, – говорил он. – Ты вышел из чрева моего. С самого твоего рождения я называла тебя “джан кай тукрай” – плоть от плоти моей, неотъемлемая часть моей жизни. Я качала тебя в колыбели, пела тебе, учила тебя путям Божьим. Все дни твоей жизни, с того дня, как ты пришел в мир, я любила тебя так, как никто никогда не любил и не полюбит.
Биллу, зачем же ты предал меня?»
Ее взгляд пронзил мне душу и навечно остался в памяти. А в следующий миг Амми пошатнулась, Абба подхватил ее и торопливо вывел из квартиры прочь, в больницу через улицу. В больнице она и осталась, и никто из нас не был уверен, что она переживет эту ночь.
Корчась на полу, словно раздавленный червяк, в слезах и соплях, не в силах говорить от рыданий, я наконец сумел выдавить:
– Зачем, Господи, Ты не убил меня в тот же миг, как я поверил в Тебя? Зачем оставил меня жить? Зачем позволил причинить такую страшную боль моим родителям? Они этого не заслужили! Я все разрушил, все! Ничего не осталось!
– Зачем Ты не убил меня? – в отчаянии кричал я Богу. – Лучше бы я умер в тот же миг, как уверовал, и моя семья не узнала бы вкуса предательства. Если бы я умер, им было бы намного, намного легче! Они могли бы по-прежнему меня любить. Мы остались бы одной семьей. Зачем, Господи, зачем?!
Амми выжила; но с того дня глаза ее больше не сияли радостью. Я погасил их свет.
И в этот миг – самый мучительный миг моей жизни – произошло нечто, превосходящее и разум мой, и воображение. Я услышал мощный голос, сотрясший все мое существо, словно Бог заговорил со мною в мегафон:
– Затем, что ты не один!
Я замер с открытым ртом. Слезы, рыдание, дрожь в теле – все затихло. Я словно прирос к полу, как будто меня парализовало ударом тока. Должно быть, минут десять сидел, открыв рот, не в силах пошевелиться.
Бог перезагружал меня.
Амми выжила; но с того дня глаза ее больше не сияли радостью. Я погасил их свет
Когда я наконец смог встать, то чувствовал себя совсем иначе. Скорбь исчезла полностью. Рыдания, невыносимая боль, горькие слова, полные жалости к себе – все это словно осталось в прежней жизни. Я встал и вышел из квартиры, как-то по-новому, жадно и любопытно глядя и на небо, и на деревья, и даже на ступеньки у себя под ногами.
Нечто подобное со мной уже случалось, но теперь это чувство было намного сильнее. Я увидел мир в новом свете – как будто всю жизнь носил цветные очки, а теперь их снял. Все выглядело теперь по-другому, и все мне хотелось рассмотреть и изучить повнимательнее.
А потом я заметил то, что видел уже бесчисленное множество раз: какой-то человек шел по тротуару, направляясь к университету.
Но заметил я не только это. Хоть этого человека я видел впервые и ровно ничего о нем не знал, но вдруг увидел его целиком, со всей его жизненной драмой, проблемами, разочарованиями, разрушенными отношениями и подорванной самооценкой. Наученный считать себя продуктом случайной эволюции, подсознательно он так себя и оценивает – как какой-то выкидыш природы, результат слепого стечения обстоятельств, посреди равнодушного мира, где нет ни цели, ни надежды, а есть лишь погоня за скоротечными удовольствиями. Эта гонка за наслаждениями порождает боль и чувство вины, он старается заглушить их новыми удовольствиями, но те приносят еще больше вины и боли. И так, скрывая отчаяние за маской беспечного самодовольства, влачит он день за днем, все глубже увязая в этом порочном круге, не зная, как вырваться из западни и где искать надежду.
Я увидел человека, который нуждается в знании, что Бог может спасти его, что Бог уже его спас. Нуждается в знании о Боге и Его силе.
Знает ли он Бога?
Знает ли, что Бог любит его от начала времен? Что всю Свою мощь и власть, безмерно превосходящую безграничные просторы Вселенной, направил Он на создание человека и провозгласил: «Ты – дитя Мое, Я люблю тебя»?
Знает ли он, что Бог сотворил его по воле и желанию Своему, что и волосы на голове у него все посчитаны, и каждая секунда жизни исчислена Богом? Бог прекрасно знал, что руки, данные ему, человек употребит на грех, а ноги – на то, чтобы уйти прочь от Бога. Но не стал лишать человека этих даров; вместо этого присовокупил к ним еще один, самый драгоценный дар – Своего Сына.
Знает ли он, что ради него Бог сошел в мир? Что пострадал ради него? Что терпел плевки и заушения, что кнут клочьями сдирал с Него кожу, что Его прибили гвоздями к кресту и выставили нагим на потеху толпе? Что Он задыхался, ловя воздух, и при каждом вздохе израненная спина Его терлась о занозистое дерево креста? Что с последним Своим вздохом Он выполнил Свою задачу: спас этого человека и открыл для него место в вечности, рядом с Собой?
Знает он об этом?
Конечно, нет. И мы должны ему рассказать.
Пока я валяюсь на полу и рыдаю, предаваясь жалости к себе – миллионы, миллиарды людей в мире продолжают жить, ничего не зная о Боге, о том, сколь Он велик и какие чудеса сотворил для нас. Вот кто по-настоящему страдает! Ведь они не знают Его надежды, Его мира, Его любви, превосходящей всякое понимание. Не знают Благой Вести.
Иисус возлюбил нас смиреннейшей жизнью и страшнейшей смертью, а потом сказал: «Как Я возлюбил вас, так и вы любите друг друга». Могу ли я считать себя последователем Иисуса, если не готов жить так же, как Он? Умереть так же, как Он умер? Любить тех, кого никто не любит, дарить надежду тем, для кого надежды нет?
Верно, я не один. И главный в этой истории – не я. Главное – Он и Его любовь к детям Своим.
Теперь я знал, что значит следовать Богу. Это значит смело идти в Духе Его, духе любви и милости, в полной уверенности в жизни вечной, дарованной нам Его Сыном, с вечной целью проповедовать и славить Отца.