Фрейя Айлин? закусив губку, смотрела туда, куда и все мы.

– Фрейя Айлин! Айлин! – рыкнув, вывел я ее из прострации. – Первое время сидите внутри фургона, от стрел прикрывайтесь своим барахлом. Когда фургон поставят в вагенбург, бегите к обрыву и укройтесь вон в той ложбинке. Туда же оттащим тяжелораненых и отведем выпряженных лошадей. Они вас немного прикроют. Если, конечно, успеем выпрячь. Пойдет резня, сохраняйте осторожность – лежите и никому не показывайтесь, чтобы на вас не обратили внимания. Если тут нас побьют, умнее всего будет скатиться вниз. Коли там слишком круто, то под обрывом, скорее всего, глубоко, попробуй с разбега сигануть в воду. Не так уж и высоко, а здесь смерть меньшее, что тебе сейчас может грозить. К своим выйдешь позднее, когда солдат от крови отпустит. До этого ни тебе, ни служанкам им на глаза попадаться не надо. Пока ничего не решилось, мои слуги и раненые за вами присмотрят.

Нейл Даннер, лихорадочно натягивавший кольчугу под тентом соседней повозки, обиженно скривился, и я показал ему кулак.

– Конкретно ты ходишь хвостом и за даму отвечаешь головой… Удачи.

– И вам тоже! – скорее даже шепнула мне в спину женщина, когда я надевал поданный Гленни шлем. Но я всё-таки успел ее услышать…

* * *

Выстроить из обозных повозок единый ротный вагенбург мы не успевали – обоз был чертовски большим и очень здорово растянутым. В результате походная колонна превратилась в цепочку, если их так можно назвать, «фортов», обороняемых распределенными по колонне сводными взводами пехотинцев, по которым согласно предварительному боевому расчету рассосался ротный комсостав. «Фортики» из повозок выстраивались элементарно просто – обозный фургон или грузовая повозка ставилась под углом, рядом с ней как на хорошей автостоянке парковалась вторая, потом третья, четвертая и т. д., с запряжками на уровне предыдущей телеги, обеспечивающей конягам какую-никакую защиту.

Далее по возможности или необходимости лошади выпрягались и уводились в глубину обороняемого периметра, ценное имущество и перевозимые на повозках раненые тоже, а сами телеги было очень желательно скрепить между собой канатами, привязываемыми к повозкам деревянными колами и тому подобными приспособлениями. Тоже имеющиеся на повозках обоза рогатки перекрывали углы и прочие слабые места возникшего укрепления.

Практически все было как в былые времена и на Земле, разве что только до железных цепей гуситов тут пока еще не дошло. Цепи, скреплявшие боевые повозки воинов Яна Гуса, легко и просто было не порубить, читай, что, даже перебив локально защитников пары-тройки скрепленных телег, по-быстрому их растащить, дав тем самым вражеской кавалерии ворваться внутрь вагенбурга, нападающим было непросто.

Как у человека объективно предусмотрительного, принадлежащее мне имущество следовало в зоне моей же ответственности, так что обе повозки оказались под защитой безлошадных рейтаров, за которыми барон закрепил меня лейтенантом. Некоторое усиление рейтарам давали ходячие и могущие держать алебарды раненые, ездовые и слуги. Если приравнять все категории последних к среднему рейтару, в экваливенте боеспособности я располагал примерно семью десятками юнитов, которые должны были продержаться, прячась за периметром вагенбурга до тех пор, пока к нам не возвратиться просохатившая противника кавалерия и не ударит врагу во фланг и тыл.

Барон с конным резервом, к слову сказать, рванул на соединение как раз к ней. Разгромленное боковое охранение опять же требовалось собирать и приводить в порядок. Подыхать под ударом многократно превосходящего численно врага на глазах не могущей ему помочь пехоты этот старый вояка, в отличие от безумного дурачка Балиана из «Царствия Небесного»[36], не собирался. Сидеть с конными хабиларами в вагенбурге было еще более глупо.

Больше всего я опасался, что набежавшим на нас воинам, судя по огромному количеству флажков, баннеров и разномастному вооружению – поместному ополчению, хватит ума спешиться и атаковать через повозки пешим порядком. В этом случае они имели неплохие шансы вырезать оборонявшие периметр капральства с приемлемыми потерями – не распряженные лошади мешали нам примерно так же, как нападающим наши телеги, в то время как убрать лошадей помешал недостаток места и времени. Ладно бы лошадей, раненых и наиболее ценное имущество, типа пленницы со слугами и моего рундука, едва-едва успели к линии обрыва утащить.

Вместо этого по центру в оборонявших повозки рейтаров начали без большого успеха тыкать копьями, в то время как основная часть атаковавшего нас отряда зашла с флангов, где перераспределить телеги в более плотную линию мы с Дийдарном не успели. Причем совсем не могу сказать, что выбор этого варианта действий был необоснован – подгадав момент, пятерка отмороженных всадников прорвалась внутрь периметра по речному обрыву довольно легко. И ладно, что у них не хватило мозгов развернуться и ударить в спину солдат, сумевших закрыть дырку и удержать натиск товарищей, – вот только я был этому не рад, поскольку весь такой нарядный, в своей бригантине и на коне оказался как раз в центре внимания данной пятерки, к моему счастью, где-то уже успевшей растерять свои копья.

Первым решивший претендовать на мою голову всадник в раскрашенном разводами серебряной чеканки бахтерце и открытом шлеме был молод, силён, красив и богат. Единственное, чего ему не хватало, так это разбавленного здравым смыслом опыта. Почему, собственно, он и умер, наехав на меня справа со стороны отсутствующего щита и, наверное, успев даже удивиться, когда я смахнул его удар в сторону наручем и, перехватив узкий альвийский меч за клинок, другой рукой воткнул клинок скьявоны в его горло.

Я бы не сказал, что переучивание левши на правую руку вызывало у меня особо светлые воспоминания. Валентина Константиновна была чуть ли не хоронившей Сталина суровой челябинской бабкой, знавшей только одно – свое верное мнение, и сломавшей о своенравные головы учеников немало указок. От этой бабки Шапокляк случилась только одна польза, что получившийся в результате дрессировки амбидекстр в жизни мне неоднократно пригодился. Мучительница, помимо постоянной глухой злобы в свою сторону, сумела добиться от упрямца Сережи только того, что он стал писать правой рукой у нее на глазах, сразу как цербер отвернется, переходя на левую. Мальчик открыл для себя очевидные плюсы своего умения намного, намного позднее, когда его отдали в секцию бокса после перехода в четвертый класс. В итоге теперь, использование парного оружия являлось моим очень большим преимуществом, а длинный клинок в левой руце чертовски здорово напрягал противников даже без кинжала в правой. Главное было постоянно удерживать инициативу.

Оруженосец покойного был еще моложе своего господина, столь же красив и почти так же богато вооружен. Клинки, лязгнув, столкнулись, и я в контратаке секанул его в локтевой сгиб. Парнишка, выронив меч, вскрикнул, и нас разнесли кони. В поисках реконструкторов имелась, по крайней мере, одна несомненная польза – мягкие блоки плоскостью, а не лезвием клинка были без сомнения эффективны.