– Почему?

– Этот мужик – тот, которого мы там, в этих, как его, в Бутырах прессанули. Думали – сдох. А он жив. И всех нас помнит в лицо. Сидеть за сто косарей неохота, уж прости.

– Кого вы прессанули?

– Его. Малость перестарались, моя вина. Но жив же.

– Вы чего там, избили кого-то? На хрена? Я ж вам сказал – просто гоните с места!

– Он сам начал. В драку полез. Крепкий оказался. Короче, не срастется.

– Тогда вас, дураков, землю копать поставлю, блин! – в сердцах заорал Кирилл. – Будете на раскопах лопатами работать, раз ума нет!

– Ну, ты не ори, чё, бывает, – спокойно сказал Паша и удалился. Кирилл же позвонил Садомскому и выслушал всё, что тот мог сказать. Негативный отзыв о его действиях был ему по барабану, жаль стало лишь шальных денег.

* * *

Мир тайных обществ, совершающих в тайных местах свои тайные обряды, очень привлекателен для несведущих людей. Ведь совершенно непонятно, что, как и когда творят члены сект, лож и прочих объединений, окутанных магическим мраком скрытности. В России испокон веку тайные общества были запрещены и непопулярны, за исключением разве что масонства, которым увлекалась развращенная и не знающая, чем бы еще заняться, знать. Да и то все это было довольно неопределенно, скучновато и вскоре зачахло. Но у нас возникло самое тайное и страшное из всех обществ, которые были когда-либо в землях от Балтики до Камчатки, – криминальные объединения, дошедшие до своего апогея в развитии в момент падения социализма. Социологи изучали эту флуктуацию общества, в интересах правоохранительных органов составляли словари и профили, пытаясь изучить структуру, но тщетно.

А простые граждане, с помощью множества литераторов небольшого ума, создали ореол тайны вокруг непонятного им движения, обладающего, по их мнению, огромной силой и притягательным романтизмом. Конечно, доблестные служители закона всегда побеждали злых бандитов, но что было интересного в милиции и позже полиции? Ничего, а там, за линией соприкосновения, все было очень привлекательно.

И представители криминального сообщества с удовольствием поддерживали эту романтику, не давая возможности понять, как всё происходит там, в высоких кругах больших воров в законе. Но романтика эта существует только для обывателей и тех, кто ни разу не сталкивался с деятельностью тайного сообщества, в просторечье именуемого бандитами. Вот и Садомский, старательно избегавший таких контактов, был вынужден неромантично прикоснуться к криминалу пока что, на его счастье, с нужной стороны.

После того как Кирилл сообщил ему, что получить пайцзу его силами не представляется возможным, Станислав Николаевич позвонил своему богатому заказчику с просьбой встретиться. Тот отказал, сославшись на занятость, но, выслушав по телефону довольно туманное объяснение, для чего нужна встреча, сказал, что Садомского будут ждать в Питере в определенное время в одном из ресторанов на Старо-Невском проспекте.

Станислав Николаевич отправился восвояси, размышляя лишь о том, когда же Вероника, наконец, переживёт случившееся и позвонит ему. В том, что она позвонит, он не сомневался.

В назначенное время зайдя в ресторанчик, незнакомый, но вполне приемлемый, с интерьерами в мрачных багровых тонах, с удобными, облегающими все тело сидящего диванами, Станислав Николаевич был сразу же препровождён плотными мужчинами в закрытое со всех сторон место. Кроме плотных мужчин, его и благообразного человека с бородкой, возрастом за шестьдесят, как определил наметанным взглядом Садомский, в ресторанчике больше никого не было. Станислав Николаевич подошел к человеку, тот жестом предложил присесть. На столе не было ничего, даже пепельницы. Человек начал разговор первым:

– Мне звонили, просили помочь. Меня зовут Петр Андреевич. Расскажите о ваших проблемах.

Садомский сглотнул комок, ощущая себя не в своей тарелке – уж больно всё было театрально, не по-настоящему. Но рассказал. Петр Андреевич молча выслушал, махнул рукой, подзывая одного из крепких мужчин:

– Вася, надо помочь человеку.

Вася, у которого пиджак явно не соответствовал его комплекции, не присел, видимо, боясь порвать одежду, но кивнул головой:

– Сделаем, Петр Андреевич. Завтра машина уйдет в Пермь.

– Нет, Вася, думаю, это лишнее. Свяжись с пермскими ребятами, дело несложное, пусть сами все порешают.

Вася кивнул и вышел за занавески. Садомский ощущал себя героем какого-то криминального боевика времен развитого социализма, ему было неловко, но дело есть дело. Он молча сидел.

– Покажите-ка вещицу, которую надо забрать.

Садомский протянул «Верту» Петру Андреевичу, тот долго рассматривал изображение, потом положил телефон на стол:

– Ну, не понимаю, что тут ценного. Но просьба шла от уважаемого человека. Не волнуйтесь, скоро это будет вашим.

Он встал и, не пожимая руки Садомскому, вышел из ресторанчика. Станислав Николаевич пошел следом, но увидел лишь удаляющуюся кавалькаду машин: «бентли» и пара черных «мерседесов», помчавшихся в сторону Московского вокзала. «Тайна всегда привлекательна, будь то историческая, политическая или криминальная», – подумал Садомский, направляясь к ближайшей станции метро. Ожидаемого чувства вины у него не возникло. Это было лишнее, главное – дело, эмоции потом. Но он лгал себе, потому что ревность заставляла его радоваться тому, что тот, соперник, ничтожество, получит по заслугам. А прошедшую встречу он посчитал интересным приключением.

На работе Станислава Николаевича ждал чуть увядший уже букет с открыткой, пахнущей Анастасией Валерьевной, со словами: «Моему рыцарю науки от вечно любящей Насти». Садомский усмехнулся и выбросил букет в урну. Зайдя в реставрационную, он обнаружил там Вадима Павловича, с огромной несуразной лупой изучавшего древний фолиант из деревни со странным названием Шемети.

– Что это вы опять рассматриваете? – с некоторой долей недовольства спросил Садомский. Его коробило при мысли, что кто-то ещё лезет в дело, которому он посвятил последние месяцы и которое обещало хорошие барыши, как в смысле обыденном, так и в плане давно искомой Станиславом Николаевичем славы. Вадим Павлович близоруко сощурился в растерянности, как мальчишка, которого поймали на непотребном деле.

– Ой, Станислав Николаевич… Простите, но вот заинтересовало. Как вы эту книгу привезли, мне всё не терпится ее досконально изучить. Понимаете, что-то в ней не то, что-то странное.

– Что же? – с раздражением спросил Садомский, который очень не любил, когда кто-то совал нос в его дела.

– Вы уж извините, но, с вашего позволения, я бы полистал чуть. Страницы для пергамента слишком плотные, в те века экономили материал. Дорог был. И текст странный, необычный, такое не писали в то время. Не каноническое письмо, как будто писал не списчик, а простой человек. Нет соблюдения законов религиозного текста, а именно они были обязательны тогда, очень свободно написано, на это чернила и дорогой пергамент не тратили. Во всяком случае, я еще такого не встречал. Удивительно, несомненно, удивительно… – Вадим Павлович вновь направил свою лупу на текст книги.