– Заткнись! – оборвал его бригадир.

Автомобиль выехал на Дербеневскую набережную и замер возле автобусной остановки.

– Дай сюда ствол, – неожиданно потребовал Тихий.

Лицо Виктора окаменело.

– С какой стати? Я взял его из сейфа. Как обычно, – резко сказал он, не двигаясь.

– Дай сюда! – повторил Тихий.

В его руке появился пистолет, ствол которого был направлен на Коновалова.

– Или все закончится прямо здесь.

– Ты мне не доверяешь? – вкрадчиво полюбопытствовал Отставной.

– Не только тебе. Я никому никогда не доверяю. Даже собственной матери, – отрезал Тихий.

С холодной улыбкой Виктор протянул бригадиру «глок», который ночью вытащил из сейфа в квартире.

Тихий вынул обойму из рукоятки пистолета и тут же загнал туда новую, которую достал из внутреннего кармана. Затем он протянул оружие Виктору.

– Если вы мне не верите, то зачем поручили такое серьезное дело? – спросил тот.

– Слишком много вопросов для одного утра, – хмуро ответил Тихий.

Отставной отвернулся и невидяще глядел в окно. Небо начинало хмуриться.

– Как только сделаешь его, уходи во дворы по Павелецкому проезду, вдоль территории больницы. Скидываешь ствол, двигаешься к хозяйственному магазину, помнишь? Там начинается промзона, я тебя найду.

– Я помню.

– Я тебя найду, – ничего не выражающим голосом повторил бригадир.

Виктор лишь усмехнулся.

Через минуту они подъехали к больнице, расположенной рядом с набережной.

– Выходи! – приказал Тихий.

Виктор вылез из машины.

– Удачи, – обронил бригадир.

Отставной помахал ему рукой. Тихий посмотрел на киллера в зеркало заднего вида. Вместо лица белая маска с дырками для глаз. Затем его рука потянулась к бардачку. Там лежала портативная рация, пользующаяся популярностью у дальнобойщиков.

– Тайпан? – проговорил он. – Все по плану.

Начал накрапывать дождик, и Тихий включил дворники.

В отличие от Отставного Василий Николаевич этой ночью не смог сомкнуть глаз даже на пятнадцать минут. Впрочем, Кольцов и не пытался уснуть. Он просто лежал, прислушивался к мерному дыханию жены и меланхолично разглядывал потолок.

Вскоре за окном стало светлеть. Начал попискивать будильник в телефоне. Громкость сигнала постепенно нарастала, и Кольцов торопливо отключил его.

Министр испытывал громадное облегчение. Он поймал себя на мысли, что в последний раз подобные ощущения испытывал в университете, перед экзаменом, к которому был подготовлен не ахти как.

Он бесшумно встал, прошел в ванную и принял холодный душ. Затем быстро облачился в спортивный костюм, надел кепку, обул и зашнуровал кроссовки.

Перед тем как выйти, Кольцов бросил взгляд в зеркало. Ему не понравилась бледность кожи и неуверенность, проскользнувшая в его собственных глазах.

В его памяти всплыли слова супруги об упавшей фотографии.

Плохой знак?

– Все будет хорошо, – беззвучно произнес он одними губами и вышел из квартиры.

Половина шестого. Обычное время для его утренней пробежки.

Тихий припарковал автомобиль у набережной. Выйдя наружу, он бросил в реку обойму, которую несколько минут назад вынул из пистолета Отставного, и равнодушно взглянул на круги, расходившиеся после негромкого всплеска. Как будто рыба поднялась из глубины, вильнула хвостом и вновь ушла на дно.

Бригадир закурил, прикрыл ладонью сигарету от капель дождя и взглянул на часы. Кольцов уже наверняка вышел на улицу. Значит, до времени «Ч» остались считаные минуты. Может, даже секунды.

Он бросил окурок на асфальт и сел в машину.

Пора.

Кольцов размеренно бежал по мокрому тротуару, стараясь держаться выбранного темпа. Раньше, лет двадцать назад, он любил спринт, теперь же предпочитал марафоны. Короткие дистанции хороши для молодых, горячих, у которых энергия прет наружу. Длинные больше подходят для флегматиков, людей, которые идут к своей цели планомерно, шаг за шагом, экономя силы и дыхание.

Самое примечательное состояло в том, что после пяти-семи километров Василий Николаевич не чувствовал себя особенно усталым. Наоборот, бег словно заряжал его дополнительной порцией энергии, помогал ему пребывать в отличной форме весь день.

Он бежал, чувствуя, как колотится сердце, и думал о Павлове.

Этот адвокат сумасшедший или же очень самоуверенный человек, для которого риск – естественное состояние. Даже если степень такового зашкаливает, уходит за грань разумного.

Кольцов вдруг испытал желание расхохотаться.

Павлов безумен?

«А как насчет тебя самого, Василий Николаевич? – задал он себе вопрос. – Самый настоящий псих – это ты, потому что не изменил своей ежедневной привычке бегать по утрам. Даже невзирая на дождь и на предупреждение известного адвоката».

Небо заволокла свинцовая пелена. Дождь усилился, перешел в настоящий ливень.

Впереди у набережной темнела мужская фигура, замершая у парапета.

Кольцов почувствовал, как кончики его пальцев начали покалывать невидимые иголочки. Дыхание неожиданно сбилось, и он стал хватать ртом влажный воздух.

«Остановись! Павлов был прав. Поворачивай и лети обратно!» – внезапно заверещал внутренний голос, но министр громадным усилием воли заставил себя бежать.

Мужчина повернулся к нему. Василий Николаевич уже видел его лицо, напряженное до предела. Кольцову показалось, что он может разглядеть глаза незнакомца – пышущие жаром угли. Как в замедленной съемке, рука мужчины потянулась куда-то в глубь куртки. Меньше чем через секунду в руке у этого угрюмого типа оказался пистолет.

Василий Николаевич в растерянности остановился в паре метров от него. Вдалеке раскатисто прогремел гром, и Кольцов даже не понял, что эти звуки природного явления совпали с выстрелом.

Он вздрогнул. Ноги его подогнулись. Министр вскрикнул, опустился на колени, схватился за грудь и медленно завалился на асфальт лицом вниз. Раздался еще один выстрел, контрольный. Голова Василия Николаевича дернулась, и он затих. Из-под тела начали расплываться алые ручейки.

«Боже, прости меня», – подумал Отставной и сунул пистолет в куртку.

Руки его не тряслись, все было как обычно. Он далеко не в первый раз выполнял заказ, ликвидировал клиента.

Виктор бросил взгляд на Кольцова. Тот лежал в полной неподвижности, раскинув в стороны руки. Кепка слетела с его головы.

Все. Назад пути нет.