— Сама галантность, — отметил Франциск. — Жаль, что в деле попадания к нужным документам от него прока не будет. Придется с Шарлем договариваться. И кому? Конечно, мне. Сам, все сам. Такова участь покойных монархов: никому они больше не нужны, поскольку не внушают должного трепета.

Ныл он и по дороге на соревнования, то ли намекая, что Шарль скорее не откажет мне, то ли просто из врожденной вредности. В результате я почти не слушала, что нес Антуан. Возможно, к лучшему: комплименты никогда не были сильной стороной жениха. Что ему, что Вивиане сложно находить что-то хорошее в других, пусть даже эти другие не могли составить им конкуренцию, поскольку были противоположного пола.

Оказалось, что в этот раз места занимали Пьер-Луи и Люсиль. Кроме нас с Антуаном, должны были подойти еще Вивиана и Соланж. Стоило об этом услышать Франциску, как его перекосило, глаз задергался, а шляпа стала выглядеть побитой не только жизнью, но и молью.

— Огонек, твоих будущих родственников на сегодня мне хватит, — решил он. — Пойду проведаю Шарля, воодушевлю на победу. Потом залечу, сообщу, о чем мы договоримся.

Он исчез, а я с сожалением подумала, что, пожалуй, не отказалась бы от возможности мгновенно просачиваться, куда нужно и когда нужно. Если бы, конечно, это не сопровождалось призрачностью существования.

Почти одновременно с уходом Франциска появились Вивиана и Соланж, величественные, словно обе претендовали даже не на роль невесты принца, но на роль королевы. Они устроились между мной и Люсиль и продолжили обсуждение общей знакомой. Наверняка я знала ту, о которой шла речь, но, поскольку имя не называлось, определить, о ком они сплетничали, не представлялось возможным: Вивиана для всех использовала одни и те же выражения, никого особо не выделяя. И то сказать, не королевское это дело — обращать внимание на особенность подданных и подбирать эпитеты под них. И, словно только их и дожидались, началось представление участников. Признаться, происходящее сразу же озадачило.

— И это — боевые големы?

Люси выразила разочарование и за меня тоже. Почему-то никто: ни Жан-Филипп, ни Бернар, ни Антуан, — говоря о соревнованиях боевых големов, не уточнял, что у этих големов было жесткое ограничение по размерам, скорее всего, обусловленное безопасностью: такой голем даже без защитного купола не нанесет зрителям существенного урона. Нет, я это прекрасно понимала, как наверняка и Люсиль, но одно дело — понять, и совсем другое — принять.

— Это не големы, — продолжала возмущаться подруга. — Это какие-то личинки големов. Зародыши, в конце концов. Нет, такие размеры хороши для бытовых, но боевые… Боевые должны быть нормальными, иначе какие они боевые? На это даже смотреть неинтересно!

Вивиана презрительно фыркнула, не желая признавать ее правоту. И то сказать — согласись она, придется признать и что для победы в боях такой мелкоты прилагать столько усилий просто неприлично. И ради этого Альвендуа пошли на жульничество в прошлом году и собирались это же провернуть в этом? Я взглянула на Антуана. Он кривил физиономию в привычной презрительной гримасе, ничего не собираясь объяснять. Впрочем, уж он-то чуть раньше сказал достаточно, чтобы понять: мои слова о надзоре преподавателей были ему переданы в точности и испугали не только его сестру, но и его самого.

— Ты подожди, пока начнется, — усмехнулся Пьер-Луи. — Вот тогда и скажешь, интересно или нет.

Был он с нами явно не ради Вивианы, которая иногда снисходила к нему с высоты своего положения почти невесты принца. Изящно так снисходила, словно лишь врожденная скромность не позволяла ей принимать ухаживания поклонника. Поклонник таковым себя не считал, сидел рядом с Люсиль, с краю нашей компании, в центре которой гордо торчали обе невесты принца (пусть одна была таковой только в собственных мечтах), но это положения особо не улучшило. Вивиана вела себя так, словно Пьер-Луи здесь исключительно ради нее, и настолько убедительно, что даже я, прекрасно ее знавшая, временами сомневалась, что это не так. Сдается мне, в следующий раз подруга удерет с ним как можно дальше от Альвендуа, поскольку не меньше Франциска сыта этой семейкой по горло.

В центре зала, пока не прикрытом куполом, шла жеребьевка. Решив не расстраиваться из-за неоправданных ожиданий, я начала высматривать знакомые лица среди участников. Из тех, кто сейчас прикладывал руку к артефакту, я узнала только Бернара. Выглядел он достаточно уверенно, хотя его голем — причудливый гибрид с металлическими шарнирами — на фоне некоторых других смотрелся не слишком впечатляюще. Но все равно смотрелся неплохо, да даже если бы выглядел хуже всех — болеть буду только за него. Да и за кого еще? Не за Шарля же? К тому же, как ни вглядывалась, Шарля не увидела. Или я его пропустила и он вышел, или пока не пришел. Но как я могла пропустить, я же наблюдаю за жеребьевкой с самого начала?

Голова Франциска вылезла из пола прямо у моих ног и мрачно заявила:

— Этот наглый мажонок потребовал, чтобы я ему не мешал, представляешь, огонек? Меня, короля Франциска Первого, попросили убраться, как какого-то лакея!

Призрак возмущенно дернул головой и взмахнул руками, из-за чего шляпа сползла на нос, а перо покачнулось в такт если не возмущению, то движению рук точно. Опомнившись, Франциск вернул головной убор на место с таким достоинством, словно поправлял корону, и выжидающе посмотрел. Если он ждал пламенной речи в свою поддержку, то зря: единственное, что я могла сделать, — молча принять сочувствующее выражение.

— Но судьба его тут же наказала, — успокоившись и от такого малого участия, продолжил Франциск, — выбрав в этот раз Альвендуа. Поскольку твоя потенциальная свекровь устроила скандалы где только можно, а Антуан, поняв, что под колпаком, трезво оценил силы и отказался выставлять голема, то ректор попросил Шарля сняться с соревнований, пообещав именную стипендию. Мажонок поломался для приличия, но после того, как ректор добавил обещание закрыть глаза на одно правонарушение, намекнув, что в противном случае любую оплошность раздуют до полноценного отчисления, наш приятель решил, что доводы убедительны, а сам он победителем уже побыл.

— Может, ему очень деньги нужны? — не удержалась я.

— Дорогая, ты о ком? — недоумевающе уточнил Антуан, о котором я благополучно забыла.

— Наверное, о том, у кого голем — куча ненужного металлолома, — хихикнула Соланж. — Разваливающегося на ходу.

— Да, тому деньги точно бы не помешали, — согласилась Вивиана. — А еще прямые руки и голова на плечах. Маг, у которого плохо работает голова, — это даже не полмага, а так, ходячее недоразумение. Смотрю, Буле из участников выбыл еще до начала соревнований.

Она высказала это с такой удовлетворенностью, словно лично приложила руку к отстранению соперника, убранного исключительно из-за отсутствия прямых рук и хорошо работающей головы, а не из-за интриг старшей Альвендуа. Соланж тоже бросила едкий комментарий, заслужив одобрительный взгляд Антуана, а мне стало ужасно обидно за Шарля. Несправедливо, что виноват один, а убирают и его, и невиновного.