– Поверить не могу, что вы с Уиллоу расстались, – сказала Лотти, переворачивая ломтики картошки и возвращая противень в духовку. – Из-за ерунды!

– Это была не ерунда, – возразил Эндрю.

– Именно ерунда. Уиллоу случайно проболталась лучшей подруге, что ты глухой. Лучшие подруги для того и существуют, чтобы им все рассказывать.

– А Руби повторила это на весь паб.

– И из-за этого ты готов потерять любовь всей твоей жизни? Я, кстати, вообще не пойму, почему ты так упорно скрываешь свою глухоту. Пора бы уже научиться доверять людям. Находиться в окружении тех, кто понимает твои проблемы (пусть и не на сто процентов), лучше, чем среди тех, кто вообще не подозревает о них.

Лотти попала не в бровь, а в глаз. Эндрю вздохнул и сел рядом с Поппи.

– Думаю, на самом деле мы с Уиллоу расстались из-за того, что я от нее закрывался.

Лотти негодующе покачала головой:

– А зачем же ты закрывался от нее?

– Наверное, я боюсь показаться… ущербным.

– Эндрю! Ты не можешь показаться ущербным! Как по мне, так ты вообще лучший человек на земле. Только Джейкобу не говори.

Эндрю слегка улыбнулся. Поппи заставила игрушечную лошадку «скакать» вверх по его руке. Он ответил ей тем же, взяв маленькую свинку. Девочка засмеялась. Лотти подсела к ним.

– Жаль, ты не слышал, что твоя девушка говорила в пабе о глухих людях. Руби принялась жалеть Поппи, а Уиллоу сказала: «Глухонемым нужно участие, а не сострадание». По-моему, она понимает не так мало, как ты думаешь.

– Мне нравится Уиллоу, она смешная, – сказала Поппи жестами.

– Мне она тоже нравится, – ответил Эндрю.

Девочка хихикнула.

– Только она не очень хорошо знает наш язык.

Эндрю грустно улыбнулся и покачал головой.

– Это ж надо было умудриться сказать Поппи, что у нее маленький пенис! Поверить не могу! – усмехнулась Лотти.

– Я поверить не могу, что ты из-за этого не сердишься, – ответил Эндрю.

– А чего мне сердиться? Поппи знает название всех частей тела, поэтому от души повеселилась.

– Уиллоу говорит, Морган ее научила.

– Вот в это поверить несложно.

Эндрю не собирался спорить: его приятельница и раньше нередко шутила над людьми, показывая им не те жесты, которые они просили.

– Морган тебе вроде бы нравилась, – произнес он.

– Она и сейчас мне нравится, но она очень разозлилась, когда Уиллоу выболтала твой секрет, и, вероятно, захотела отомстить. Не удивлюсь, если таким образом Морган пыталась тебя вернуть. Мне кажется, ты ей нравишься.

Эндрю вздохнул.

– Мне тоже так кажется.

Поппи снова включилась в дискуссию:

– Ты должен показать Уиллоу, как правильно разговаривать жестами. Она очень хочет научиться.

Эндрю сглотнул комок в горле.

– Я знаю.

– Потому что она тебя любит, – добавила Поппи.

Эндрю прикрыл глаза рукой: устами младенца глаголет истина. Уиллоу действительно хочет все с ним делить из любви к нему, причем взаимной. Он должен наконец впустить ее в свою жизнь.

– Мне нужно с ней поговорить, – сказал Эндрю.

– Да, нужно, – согласилась Лотти.

– Извинись за то, что расстроил ее, – прожестикулировала Поппи. – А потом приходи с ней сюда: будем вместе есть мороженое, которое лежит в морозилке.

Эндрю улыбнулся и поцеловал Поппи в макушку.

– Я скоро вернусь.

Лотти ободряюще кивнула, он выскочил из дома и побежал по тропинке в сторону коттеджа «Восход». Солнце уже садилось, окрашивая весь мир в розовый цвет. Ворвавшись в калитку, он постучал в дверь. Уиллоу открыла: глаза у нее были заплаканные.

Все слова, которые Эндрю заготовил, вылетели у него из головы. Он застыл, глядя на девушку в золотисто-малиновом закатном свете. На девушку, которую любил. Он сделал шаг вперед и поцеловал ее. Сначала она ответила на поцелуй, как будто бы растаяв, но через пару секунд из ее груди вырвался тихий всхлип, и она выставила вперед руки, останавливая Эндрю.

– Зачем ты пришел?

– Извиниться.

Уиллоу покачала головой, и его сердце словно бы провалилось в желудок.

– У нас с тобой ничего не получается, – сказала она.

Господи! Неужели он мог ее потерять?

– Я люблю тебя, а ты сказала, что любишь меня.

– У нас с тобой закрутился роман, прежде чем мы успели узнать друг друга. Разве можно вести речь о настоящей любви, если мы знакомы чуть больше недели?

– Чушь все это! Я знаю, что чувствую по отношению к тебе, и мне плевать, давно ли мы познакомились. Ты вроде бы чувствовала то же самое.

– Я была счастлива с тобой, это правда, – произнесла Уиллоу сдавленным голосом. – Ты смешил меня, заставлял улыбаться. – Она нахмурилась. – Я знаю, что ты добрый, щедрый, глупый, упертый, всех готов защищать. Ты потрясающий, и да, я, как мне кажется, тебя полюбила, но этого недостаточно. Чего-то не хватило.

– Не хватило, потому что я тебя к себе не подпускал. Это была моя вина. Теперь я хочу это исправить. Я расскажу тебе все, что ты захочешь знать, – сказал Эндрю с отчаянием в голосе.

По ее молчаливому взгляду он понял: надо чем-то доказать свою готовность быть откровенным.

– В школе меня без конца дразнили: обзывали глухней и дураком, смеялись над моим слуховым аппаратом. Думаю, другие дети считали меня нелюдимым и неприветливым, а мне просто трудно было участвовать в общем разговоре в классе или на игровой площадке. Там все говорили одновременно и очень быстро, я не поспевал. В среднем звене стало особенно тяжело: разные дети, разные учителя, у каждого свой голос, своя манера произносить слова, и ко всем нужно было приспособиться, чтобы привыкнуть читать по губам. Многочисленные шумы мешали мне сосредоточиться на уроке, поэтому и оценки были так себе. Иногда я чувствовал слабость, потому что как будто бы не вписывался в общую картину. Тебе я об этом не говорил, чтобы и ты тоже не считала меня слабаком.

Уиллоу сделала шаг вперед и взяла лицо Эндрю обеими ладонями.

– Ты не слабак, ты самый смелый и сильный из всех, кого я знаю.

Он прикоснулся лбом к ее лбу и осторожно обвил руками талию. Уиллоу не отстранилась.

– Есть вероятность, что годам к пятидесяти я потеряю слух окончательно. Он медленно ухудшается, и в какой-то момент слуховой аппарат может просто уже не помочь. Иногда людям с моей проблемой ставят улитковые импланты: это средство эффективное, но тоже не чудодейственное, к тому же не факт, что в моем случае такая операция вообще возможна. О своих перспективах я ни с кем не говорю, даже с родными. Они все знают и потому понимают: мне проще спрятать голову в песок, чем думать о том, каково это будет – погрузиться в полную тишину, перестать слышать любимые звуки. Например, я очень люблю твой смех. Каждый раз, когда я его слышу, он наполняет мое сердце, как прекрасная музыка. Я не хочу его потерять.