Ангелина Петровна опустила голову.

– Вы, конечно же, поспешили к Михаилу? – предположила я.

Домоуправ вздрогнула.

– Нет. Я испугалась. Марина страшный человек, она могла мне отомстить. От такой лучше держаться подальше, от нее и от Гелен.

– От кого? – не поняла я.

Ангелина поежилась.

– Гелен! Не знаю настоящего имени девчонки и не представляю, где она с Маринкой познакомилась, не из наших мест красавица. Я большую часть жизни в ДЭЗе сижу, начинала простой паспортисткой. Да и по сию пору о любом жильце всю подноготную выясню. Старые жильцы квартиру продадут, новые въедут, а документы кому покажут, когда зарегистрироваться захотят? Гелен не наша!

– Странное имя для России, – запоздало заметила я.

– Небось это прозвище, – отмахнулась домоуправ, – может, ее как меня кличут, а девчонка вроде Маринки поступила, отчекрыжила первую букву с окончанием, вот и вышла из Ангелины Гелен. Или фамилию в имя переделала. Кто их разберет? Ари с этой Гелен неразлейвода были. А когда Миша от инфаркта умер, Маринка подруженьку у себя поселила. Думаю, Гелен своих родственников до ручки довела, раз они ее из дома отпустили. Ох и устроила нам эта парочка шороху!

– Пили, курили, буянили, употребляли наркотики? – предположила я.

– Не угадали, – поморщилась Ангелина, – ни к спиртному, ни к сигаретам не прикасались, шума не затевали, но от их хорошего поведения только страшнее становилось.

– Что плохого в девочках, которые предпочитали здоровый образ жизни? – улыбнулась я. – На мой взгляд, надо опасаться развязных людей, алкоголиков или наркоманов.

Ангелина резко вскинула голову.

– В третьем подъезде Ерохины живут, гуляют по-черному. Родители у них за границей работают, подростков с бабушкой оставили, где ей за огольцами успеть. Каждый день мальчишки, они близнецы, на карачках домой ползут. Плохо?

– Нехорошо! – согласилась я.

Ангелина подняла указательный палец.

– Но понятно! Знаешь, чего от них ждать. Насосутся коктейлей, лестницу облюют, стекло разобьют, поматерятся от души. Утром я приду к их бабке, она извинится, заплатит за ущерб, и ладно. Никаких неожиданностей. А Гелен с Ари непонятно чего задумывали, они на любую пакость готовы были. Ари иногда так смотрела, что у меня желудок в колени падал.

Домоуправ поерзала в кресле, положила ногу на ногу и продолжила:

– После знакомства с Гелен Ари здорово изменилась. Во дворе перестали умирать животные, девушка стала вежливо здороваться с соседями. Местное население решило, что Марина выросла и одумалась.

Но Ангелина Петровна случайно поймала взгляд, который дочь Николашкина бросила вслед одной из местных матрон, и поняла, что Марина не подобрела, только набралась хитрости, откровенно агрессию не демонстрирует, таит внутри. А мило улыбающаяся Гелен – та еще штучка с ручкой.

Через год после похорон Миши Марина и Гелен исчезли, а Таня пришла к Ангелине и взмолилась:

– Умоляю, помогите!

– Если в моих силах, то непременно, – пообещала домоуправ.

– Я хочу продать квартиру, – зашептала Варгина, – взять деньги и уехать в Латвию. Под Ригой живет моя тетка, она одинокая, имеет двухэтажный дом, давно меня к себе зовет.

– Смотри, Татьяна, очутишься в прислугах у старухи, соберешься от нее уехать, а некуда, – предостерегла Ангелина, – нельзя своего угла лишаться.

– Лайма добрая, – возразила Таня, – богатая, у нее горничных полно, а вот поговорить ей не с кем. Она мне имущество по завещанию оставит.

– Если не обманет, то ладно, – одобрила домоуправ. – А от меня чего хочешь?

Варгина легла грудью на стол и зашептала:

– Когда покупатели моими метрами интересоваться будут, не рассказывай про Маринку и Костю.

Ангелина откинулась на спинку кресла.

– Как это? У Николашкиных прописка.

– Собственница-то я, – напомнила Таня.

– Оно верно, – кивнула домоуправ, – но дети Михаила здесь с рождения живут, придется тебе с ними делиться.

– Я не против, – заплакала Варгина, – но где Марину найти? Как утонула! Исчезла без следа! Не хочу в Москве оставаться, если от жилплощади удачно избавлюсь, помещу Костю в хороший интернат, потрачу положенную ему часть средств на его же содержание. А Марина!..

Таня зарыдала и начала истерически выкрикивать:

– Она меня со свету сжить хочет! Два раза в неделю звонит, голос жуткий, говорит: «Смерть идет, готовься, она тебя поджидает». Я с ума схожу! Поменяла номер. Месяц тишина стояла, потом снова. Я на улицу выйти боюсь, в магазин еле живая от ужаса хожу. Маринка меня изводит.

– Ты преувеличиваешь, – попыталась успокоить ее Ангелина, – всего лишь стала жертвой хулиганов. Отнеси заявление в милицию, а еще лучше – поставь дома определитель номера, засеки безобразников и попроси кого-нибудь из приятелей с ними разобраться.

– Нет у меня друзей, – перебила ее Таня. – Знаю, это Маринка меня изводит. Пока только, изменив голос, бубнит: «Смерть идет, смерть», а затем перейдет к действиям. Ангелина, я от страха неживая.

Домоуправу стало жаль Варгину. Если вдуматься, не очень-то счастливая судьба досталась женщине. Она полюбила Михаила, помогала ему ухаживать за больной женой, заботилась о его детях, своих не родила, была в унизительном положении любовницы. А едва стала законной супругой, как муж скончался, и пришлось ей обихаживать идиота Костю и его злобную сестру.

– Успокойся, – вздохнула бухгалтер, – Маринка тебя не тронет. Тот, кто хочет причинить вред другому, наносит удар без предупреждения.

– Ты ее не знаешь, – зашептала Таня, – Марина садистка, получает удовольствие, наблюдая за чужими мучениями. Сначала прикидывается милой, приятной, в подруги навязывается, а когда ей о своих мечтах или бедах поведаешь, вот тут ты и попала. Она начнет пугать. Со мной так и вышло. Первое время я на нее нарадоваться не могла – по крови чужая девочка, а по душе роднее родной. Я расслабилась, много чего ей про себя растрепала, про бабушку и маму…

Варгина начала задыхаться. Ангелина кинулась за водой. Когда она принесла бутылку, Татьяна уже справилась с удушьем и тихо плакала. Увидев испуганную домоуправа, она прошептала:

– Очень боюсь умереть! Едва подумаю о смерти, как сердце биться перестает, спина холодеет, уши, наоборот, горят… дыхание останавливается.

– Все люди боятся смерти, – вздохнула Ангелина. – Я тоже при мыслях о ней радости не испытываю.

Таня выпрямилась.

– Нет, ты не поняла. У меня и мама, и бабушка до пятидесяти не дожили. Бабуля за год до кончины стала слышать голоса, у нее развилось психическое заболевание, она с собой покончила. Голос ей приказал с балкона спрыгнуть. Маме тогда было четырнадцать, она воспитывалась до восемнадцати в детдоме. Когда я пошла в десятый класс, мамочка заболела, у нее в мозгу, как она объяснила, поселился чужой, он диктовал ей свою волю. В конце концов мама повесилась. Мне тогда едва стукнуло девятнадцать. Слава богу, я в приют не попала.