безопасность пассажиров на терминале отвечали именно они.

А здесь – раз! И появилось сообщение – шлюз открыт!

– Да быть этого не может! – снова воскликнул Морон и выбежал в зал ожидания.

А в это время, из шлюза, открытого на всю ширину, что практиковалось очень редко, на территорию терминала заходили закованные в штурмовую броню солдаты исполинского роста – метра под два с половиной. Они даже чуть пригибались, поскольку верхняя планка шлюза оказалась для них низковата.

У этих странных гостей не было естественной пластики и они двигались, будто по скользкой поверхности. При этом вертели закрытыми в глухих шлемах головами, наводя свои огромные пушки во всех направлениях, словно ожидая немедленной атаки.

Морону показалось, что он видит какой-то страшный сон. Что-то подобное он помнил по фантастической эпопее «Уже завтра», но там он прямо в кинозале пил фрут-колу и щелках химическое орешки. А тут было совсем не кино.

Между тем, из-за первой цепи остановившихся штурмовиков, вышли двое офицеров. Сержант Морон определил это сразу, хотя их форма была ему незнакома.

Они направились прямиком к застывшему от ужаса полицейскому и когда оказались рядом с ним, то как-то механически одновременно улыбнулись и один из них сказал:

– Рад встречи, Марк Головин! Пройдемте, пожалуйста, с нами.

– Чи… Чиво? – пролепетал Морон. Ему показалось, что он слышит какие-то знакомые слова, но их общий смысл до него не доходил.

Впрочем, гости не стали дожидаться, пока он придет в себя и подхватив его под руки поволокли к шлюзу.

Морон подумал, что ему следовало бы начать сопротивляться, по крайней мере, потребовать объяснений. Но тут, чуть впереди он увидел капитана Ройтела, обвисшего на руках другой пары офицеров. Бедняга что-то блеял и видимо также пытался требовать объяснения, однако ему вежливо рекомендовали не волноваться.

– Не беспокойтесь, мистер Марк Головин, скоро вам все объяснят.

«Уже и капитана замели!» – в ужасе подумал Морон. Он был уверен, что за них со Ройтелом взялась служба внутренней безопасности и теперь им боком выйдет воровство денег с карты арестанта.

О том, откуда у безопасников огромный корабль и штурмовики-гиганты, а также зачем такую силу использовать против пары жуликов, он не думал. Его тошнило от страха, в пояснице он чувствовал холод, но в нем еще теплилась надежда, что стоит чуть-чуть потерпеть и он проснется, а весь этот кошмар останется позади. В детстве такая тактика ему помогала.

61

Захваченных аборигенов немедленно доставили в оперативный отдел, где подключили к системам стабилизации.

Маневры крейсера могли вызвать, губительные для них, волновые генерации, поэтому до момента выхода корабля на крейсерский режим, здоровью пленных была необходима дополнительная поддержка.

– Что-то не то с нашей пехотой, – сказал майор Доминьес, прибывший на крейсер три месяца назад на должность специалиста по аборигенским культурам.

– А что у нас с пехотой? Какие-то проблемы? – уточнил начальник оперативной части, совмещавший, также, обязанности начальника службы внутренней безопасности корабля. И в этом качестве он подчинялся только командиру.

– У нас плохо работают блоки датчиков – пехота передвигается на полусогнутых опорах. Они боятся упасть.

– Это называется «ноги», майор.

– Извините, полковник. Конечно ноги.

– Что говорит инженерная служба? – уточнил начоперчасти, наблюдая на мониторе состояние пленников, сидевших в лабораторных креслах и полностью опутанных трубками и проводами.

Они пребывали в режиме коротковолнового сна и их лица были бледны, однако отображавшиеся на мониторе параметры свидетельствовали о нормальной работе их организмов.

– У инженерной службы проблемы с калибровочными тестами блоков. Координатный переход, все еще, не отработан полностью, – сказал майор и вздохнул.

Его собственная адаптация в «плоских координатах» уже закончилась и он мог работать, почти полную служебную смену. Некоторые трудности оставались лишь с усвоением сахаров, но это решалась с помощью медицинских препаратов.

– Не слазьте с них, пока не сделают все, как надо. По нашим следам идут сванзейцы и если их рейдеры, по своему обыкновению, пойдут на абордаж, мы без пехоты не сдюжим.

– Да, сэр, я буду держать это на контроле, – кивнул майор. Потом присмотрелся к изображениям пленников и спросил:

– Почему здесь два субъекта, если имеется только одно имя – Марк Головин? Или один «Марк», а другой «Головин»?

– Версия хорошая. Но скорее всего, имеет место личностный дуализм.

– Ага. Но тогда бы мы должны были наблюдать их последовательно – сначала один «Марк Головин», потом другой. А мы наблюдаем их одновременно. Почему так?

– Возможно сползла начальная фаза исполнительного процесса.

– У них или у нас? – уточнил майор Доминьес.

– Хороший вопрос, – произнес начальник оперчасти. – Хороший вопрос. С этим переходом в систему «плоских векторов» все как-то нестабильно. Физическая биология нам здесь уже доступна, а вот пространственные концепты, все еще держат нас в плену прежних понятий.

– Неужели нет какого-то метода для слаживания концепций – прошлой и настоящей?

– Есть, конечно. И придумали ее не мы.

– А кто же?

– Аборигены. Дело в том, что они в своей плоской векторной системе тоже далеко не стабильны и временами поднимаются на более высокие уровни осознания. Однако, это приводит к еще большей их нестабильности и они выравнивают это состояние с помощью общественной медицины.

– Общественной медицины?

– Да. Они принимают препараты выравнивающие мировосприятие. Рассогласования уходят и они начинают чувствовать себя комфортнее.

– Я что-то слышал про это, – вспомнил майор.

– Слышал? – усмехнулся начоперчасти. – Да я испытывал это на себе!

– Да? И каков эффект?

Прежде чем ответить, полковник склонил голову чуть набок, чтобы вспомнить ощущения.

– Я не могу описать это в достаточно корректной форме, всё лишь на уровне субъективных эмоций.

– Мне этого будет достаточно, сэр.

– Одним словом – позитивный эффект присутствует. И легкость необыкновенная. Все регрессирующие факторы рассогласования системы, будто растворяются. Хочется ощущать себя в социуме, преодолевать эти наши стремления к абсолютной индивидуальности. Понимаете?

– О да, сэр. Одно время я был увлечен трудами великого Иу Нустера.

– Да, Иу велик, но трудно осознаваем. Потому, его и не читают в академии.

– Сэр, посмотрите, корабль уже вышел в стабильный режим и показатели двойного субъекта в порядке. Мы можем начинать следственные действия, – сказал майор Доминьес и заметил, как полковник задумчиво потер нос.

Он давно отрабатывал этот жест, как свой собственный и, наконец, привык к нему и еще ко множеству жестов и наложенных привычек, которые были присущи аборигенам, поэтому выглядел более адаптированным, чем многие офицеры, проведшие в плоскостных векторах, куда больше времени.

Майор задержал на нем восхищенный взгляд, ведь какие-то жесты ему приходилось выполнять строго по подсказке персонального дневника.

«Сейчас уместно сокращения лицевых мышц с правой стороны».

«А вот теперь