работе. По собственному его заявлению, он убедился, что большинство из них были не идейными сторонниками анархизма, а людьми, преследующими свои узко эгоистические или даже корыстные „разбойничьи цели“. Поэтому он не считал возможным дальнейшую работу совместно с ними и говорил, что если когда-нибудь он решится на какой-либо революционный акт, то совершит его только единолично, без помощи кого-либо из товарищей».

Возвращение «цыгана» в Киев не сулило ему ничего хорошего. Очевидно, и у анархистов появился свой «крот» в охранке, ибо в августе к Богрову пришел известный местный боевик под псевдонимом Степа и якобы заявил, что провокаторская деятельность того установлена однозначно. Как он сам потом признавался на допросе, анархисты поставили ему условие: смыть позор он сможет только совершением теракта, причем желательно было убрать самого Кулябко. «Хотя, – добавил Степа, – во время торжеств в Киеве будет богатый выбор». Торжества же намечались пышные. К 50-летию отмены крепостного права в Киеве открывался памятник Царю-Освободителю, на который должен был съехаться весь столичный бомонд во главе с императором и премьером.

Богров знал, что Степа не шутит. В анархистских кругах он имел репутацию жестокого человека. Как-то просто шел по улице в Екатеринославле и увидел, что офицер распекает солдата за не отданную честь. Ни секунды не задумываясь, он достал браунинг и уложил офицера выстрелом в висок. Такой не будет зря давить на психику, глазом не моргнув, запросто убьет провокатора. Надо было срочно решаться на «революционный акт». Судя по всему, для себя «мюнхенский юрист» уже все решил – он совершит «отчаянный поступок», который прославит его имя. Пусть даже ценой жизни. А заодно покажет всем никчемность всей охранки и лично Кулябко, которого презирал, боялся и ненавидел. В конце концов, тварь ли он дрожащая или право имеет?

Последнее лето патриарха

В то лето, отлеживаясь в поместье в Колноберже, Столыпин трудился как проклятый. Май – июнь он не вылезает из-за стола, несмотря на проблемы с сердцем. Супруге своей писал уже во время редких выездов в столицу: «Душка моя, ангел, хотя я занят день и ночь, но, как всегда без тебя, живу половинною жизнью. Главного, твоего присутствия, хотя бы невидимого, в соседней комнате, не хватает».

Что именно он намечал сделать, можно предположить только из обрывочных сведений от родных и близких – после смерти премьера его бумаги исчезли. По словам Марии Бок, «через несколько дней после кончины папа́ в Колноберже приехала комиссия для просмотра всех оставшихся дел. Все письма государя, все бумаги, имеющие государственное значение, были увезены. В Петербурге, тоже в первый день по кончине, были опечатаны письменные столы папа́, так что ни одного важного или просто интересного документа в семье не осталось».

Одни говорят о том, что премьер планировал резкое увеличение бюджета с 3 до 10 млрд рублей за счет повышения акцизов на вино и водку и переоценки недвижимости. При уплате налогов и сделках с недвижимостью учитывалась не ее реальная рыночная стоимость, а заниженная в десять раз оценка. Если бы Столыпин сумел провести переоценку, владельцам недвижимости – доходных домов, фабричных зданий, усадеб, частных домов – пришлось бы выплатить огромные суммы.

Премьер надеялся в будущем переподчинить себе ключевые министерства – главы МИД, МВД, военного и морского ведомств подчинялись напрямую государю и торпедировали любые важные реформы. Тем более что и МВД Столыпин уже практически не контролировал. Эти министры должны были, по его замыслу, представлять царю только доклады, но предварительно согласованные с премьером.

Согласился бы монарх на очередное ограничение своей власти – большой вопрос. После истории с земствами это было весьма сомнительно, да и, уведя у него эти вожжи, Столыпин совершенно лишал Николая «самодержавия».

В планах также стояла активная автомобилизация страны, введение системы социального страхования рабочих, организация академии для подготовки государственных руководителей.

В докладной записке к царю премьер пытался втолковать ему о пагубности пути сближения с Антантой, которая обязательно втянет Россию в губительную войну с центральными державами. По его мнению, искать союза надо только с США, как с единственной державой, с которой на тот момент империи нечего было делить. Премьер даже собирался поехать за океан с официальным визитом.

Не надо тупо пытаться загладить позор японского фиаско за счет развала страны, будущая европейская война чужда интересам России. Ей как раз-таки и была бы выгоднее роль «третьего радующегося». Что замечательно сумели сделать те же США, включившись в бойню, когда ее исход уже был предрешен.

Надо полагать, что на это «царь-флюгер» тем более бы не пошел. Тут даже германофил Распутин и его «нечистая сила» вокруг трона не смогли убедить твердокаменного Ники. Союзникам во внешней политике царь был верен даже ценой потери трона.

Кое-что о планах Столыпина стало известно по воспоминаниям некоего бухгалтера Киевской губернской управы Александра Зеньковского, который утверждал, что в последние месяцы помогал премьеру составлять некоторые проекты. Родные о нем совершенно не упоминают, да и вообще так и непонятно, кем он был. Ничего не говорит о Зеньковском и Столыпин в своих последних письмах.

Однако в своей книге, вышедшей через полвека после гибели премьера, Зеньковский уверяет, что тот намеревался создать восемь новых министерств (труда, местных самоуправлений, национальностей, социального обеспечения, исповеданий, обследования и эксплуатации природных богатств, здравоохранения и переселения).

Возможно, в своих многочисленных беседах Столыпин и делился с кем-нибудь планами, которые потом стали известны бухгалтеру. Не суть важно, главное, что самих планов действительно было громадье.

Он часто выезжал в Петербург и пролоббировал ряд крупных проектов, в частности о помощи пострадавшим от неурожая, а также о строительстве Черноморского флота (к началу Первой мировой благодаря усилиям премьера он включал 6 линкоров-дредноутов, 2 крейсера, 17 эсминцев, 12 миноносцев, 4 подводные лодки), поощрения отечественного судостроения. Да будет судьба России крылата парусами!

Вряд ли он серьезно рассчитывал удержаться в седле на этой «территории отчуждения» и лично проводить свои реформы. Возможно, как и Витте, он надеялся на свою незаменимость и предполагал через какое-то время вернуться в политику.

Министру Тимашеву Столыпин говорил: «Вот еще несколько лет проживут на моих запасах, как верблюды живут на накопленном жиру, а после того – все рухнет…» Крыжановскому обещал: «Вернусь из Киева – займемся реорганизацией полиции».

Человек за бортом

Сама судьба была против, чтобы премьер ехал в Киев. Сам он очень не хотел, терзали дурные предчувствия. В очередной раз начали курсировать слухи о готовящемся покушении на Столыпина. Тот просто отмахивался, то ли 10, то ли 18 попыток насчитывал