Золло, Прим, Шмель — вот кто отныне истинные правители Кидуи! Теперь всякий раз, как им захочется показать свою власть — они уже знают, что делать. Сейчас эти четверо объединились, чтобы помочь нам завалить Жреца… А прикинь-ка, что будет, когда они вздумают договориться против нас?

— Ну чего ты раскаркался, старый хрыч?.. — раздался из-за плеча Линда голос тихо подошедшего Логанда. — Думаешь, ты один тут такой умный? Думаешь, мне не рвёт душу, как я представлю себе самодовольную рожу Фонарщика? Но что поделать, старик? Жрец крепко взял нас за яйца… И не в нашем положении было морщить нос и брезговать протянутой рукой. Когда горит дом, не стоит тужить о том, что дорогой сарассанский ковёр, который ты набросил на пламя, испорчен.

Да, но что если мы обрушили дом, чтобы сбить пламя с ковра?.. — глухо возразил Папаша.

— Глупости! — решительно заявил лейтенант. Он протопал мимо Линда, задев его плечом, подошёл к столу и отхлебнул вина прямо из бутылки. — Правда в том, Папаша, что мы ничего не могли поделать с этой смутой! Ни мы, ни его величество император. Всё, что было в его власти — потопить город в крови. Но этого не случилось, старик, и если победа будет стоить нам парочки беззубых ухмылок Фонарщика — я это переживу! Короли банд — ублюдки, но они не дураки. Они — паразиты, пиявки, глисты. Они живут, покуда жив этот город! Надо быть психом вроде Челдона, чтобы уничтожить то, частью чего ты являешься… Поверь, всё будет как прежде, Папаша! И те же Фонарщик, или Золло, или Шмель будут первыми, кто об этом позаботится! У них нет другого города, тогда как у императора в запасе ещё целая страна. Так кто же из них, по-твоему, будет больше печься о нуждах Кидуи?

— Поживём — увидим… — мрачно произнёс старик, которого, похоже, нисколько не убедила речь Логанда. — Чего припёрлись? Идите, празднуйте. Дайте мне побыть в тишине!

— Пойдём, парень, — мягко проговорил лейтенант, покидая караулку. — Оставим этого болвана одного, раз ему так хочется.

***

Линд узнал новое слово — «зачистка». Сегодня Логанд сообщил им, что городская стража будет участвовать в зачистке кладбища. Судя по всему, с Кладбищенскими Призраками было решено покончить. Это был беспрецедентный случай — такого не было ещё никогда за всю долгую историю существования Кидуи и городских банд. Никогда ни власти города, ни сам император не пытались столь радикально решить эту проблему. Пять столичных банд многие десятилетия являлись неотъемлемой частью города, обеспечивающей необходимый баланс сил.

То, что было принято такое решение, косвенным образом подтверждало пессимизм Папаши. Магистрат никогда не решился бы на это, не получив одобрения, а то и прямого указания ночных королей города. Вряд ли четверо предводителей решили полностью истребить старейшую банду Кидуи — да это было бы и невозможно — но они явно надумали на долгие годы превратить Призраков в отщепенцев и изгоев. Было ли это своеобразным возмездием за свершённое Жрецом, или же в том был лишь трезвый расчёт — об этом знали лишь четыре короля.

Для Линда Ворлада все эти вещи не имели значения. Он сейчас понимал лишь одно — ему предстоит участвовать в зачистке. Это слово пугало своей неотвратимой утилитарностью — как будто бы речь шла об уборке после хорошей попойки. Только вот убирать придётся отнюдь не пустые бутылки и растоптанные куски жареной рыбы…

За время минувшей смуты он не один десяток раз участвовал в вылазках, как называл их лейтенант Свард. Из них три или четыре были действительно серьёзными, где довелось помахать пикой, хотя сам Линд до сих пор никого не убил. Но то было другое. Тогда он участвовал в уличном бою против отребья, перевернувшего Кидую вверх дном. Теперь же перед гвардией была поставлена иная, куда более мерзкая задача.

Зелёный от отвращения Логанд объявил, что командование дало приказ — зачистить кидуанское кладбище от преступников. На начавшиеся было в строю возражения, он рявкнул: «Это приказ, идиоты!». И все сразу заткнулись.

Обычно лейтенант делил людей на «балбесов» и «болванов», считая первых тупицами, а вторых — наивными. Никто никогда не обижался, если он навешивал ярлык «балбеса», и млели от удовольствия, если удостаивались звания «болвана». Но «идиоты»… Стало ясно, настолько тошно сейчас ему самому, и насколько болезненно он воспринимает в этот миг любую мелочь.

— Это приказ, и он не обсуждается, — дрожащим от волнения, хриплым, будто сорванным голосом, продолжил Логанд. — Нужно много людей, чтобы охватить такую территорию. Собирают всех. Задача… — голос лейтенанта сорвался. — Задача — убивать любого взрослого человека, который вам попадётся. Детей не трогать.

Да, это была плата, которую город должен был принести своим освободителям. В том, что карательная операция была обязательным условием, поставленным королями банд, не было ни малейших сомнений. Магистрат никогда не решился бы на такую чудовищную и бессмысленную на первый взгляд жестокость. Впрочем, вероятно, некий страшный смысл в этом всё-таки был. Это было уже не просто возмездие — это было назидание. Это была демонстрация того, что случается с желающими перекроить мир под себя, и, главное, что случается с теми, кто возьмётся поддерживать этих безумцев.

Гвардейцы стояли, не зная, что сказать и что сделать. Линд лихорадочно соображал — нельзя ли придумать какую-нибудь причину, чтобы избежать предстоящей экзекуции. У него было ощущение, что его кишки, оборвавшись, повисли в животе, до боли натянув ту единственную ниточку, которой они продолжали крепиться к горлу. Подкатила тошнота, и вновь угрожающе заурчал живот.

— Дожили… — рискнул подать голос Папаша. — Были стражами, стали убийцами…

Логанд вскинул голову, но не накричал, да и вообще смолчал. Но в лице его стояла такая боль, что Линду впервые в жизни стало по-настоящему жаль этого человека. Лейтенант всегда был с каким-то надломом внутри, но обычно он довольно умело скрывал его под наносной бесшабашностью и циничной насмешливостью. Но сейчас у него, кажется, не было на это сил.

И Папаша смущённо закашлялся и отвёл глаза с явным раскаянием. А Линд понял, что ему не нужны никакие отговорки. Он пойдёт туда и сделает что должно, чтобы снять хотя бы толику страшного бремени, висевшего на Логанде.

***

Подступал ранний зимний вечер. Вновь мягко кружили в сером небе редкие крупные хлопья. Линд никогда прежде не бывал на этом кладбище, и сейчас поражался тому, какое оно огромное. Сейчас он старался думать о чём угодно, но только не о предстоящей зачистке, а потому вглядывался в истёртые временем могильные камни, вырезанные в виде рога,