– И кто же подаст в эту комиссию иск против нас?

– Ваш вопрос, профессор, задан несколько некорректно. От математика я ожидал более строгого изложения мыслей. Буквальный ответ на него такой: никто. Никто не подаст иск против вас в эту комиссию, поскольку этот иск уже подан. Городским полицейским управлением. Я лично его подписал перед тем, как нанести визит вам, и отправил через нашего посыльного. Удовлетворение комиссией этого иска будет означать, что вы виновны в этих убийствах.

– Но ведь не для суда!

– Да, не для королевского суда, верно. Понимаете, профессор, в деле есть один нюанс, который вы, несмотря на свой дар ясновидения, не учитываете. Вы убили вора по прозвищу Голдкей, и это я если и не оправдываю, то могу понять. Но вы вдобавок убили прославленного воина империи по прозвищу Танкист. А вот этого вам простить нельзя. Да, Танкист был прославленным воином. И то, что он после войны превратился в опустившегося алкоголика, этого факта никоим образом не отменяет. К тому же Танкист не отнимал чужого, воинской пенсии ему было достаточно для удовлетворения своих нехитрых потребностей. Семь страшных лет Танкист доблестно воевал за нашу страну, много раз был награждён, имел несколько тяжелейших ранений, после которых чудом выжил, но ведь выжил! Враги его убить так и не смогли. Зато это смог сделать соотечественник, из числа тех, кого он защищал от этих самых врагов.

– Я этому вашему Танкисту отраву не подсовывал! Я никому её не подсовывал! Всё, что я сделал, это засыпал мышьяк в бутылку с виски, причём никуда эту самую бутылку из дому не выносил! Её у меня украли! И если что-то потом с ней сделали, я за это ответственности не несу! А этот ваш Танкист сам виноват! Я его не заставлял пить краденый виски! Или он не знал, что пьёт с вором?

– Мог и не знать. Ему было безразлично, с кем пить. Но и для вас это значения не имеет. Видите ли, я ведь знаю, где провели войну вы. Перед самой войной вы оказались в Испании, и вернуться в королевство не пожелали.

– Я не имел возможности вернуться! Я был там интернирован! Испания формально оставалась нейтральной, но по факту поддерживала в той войне Германию. Немцев они интернировали значительно реже, чем британцев. В чём тут я виноват?

– И все эти годы вы преподавали в университете Сарагосы. Тяжёлый режим заключения у вас был. Даже женились вы там, невеста к вам приехала в самый разгар войны.

– Я ведь должен был на что-то жить? Потому и преподавал испанцам математику! Что в этом плохого?

– Сами же говорите, что Испания фактически поддерживала в войне врага империи. А вы на неё работали. Но это неважно. Важно другое. Вы ведь и поехали в Испанию для того, чтобы вас там интернировали. Вы же ясновидец и предвидели войну. Многие ясновидцы сделали так же или примерно так же.

– Этого вы тоже не докажете!

– Мне и не понадобится ничего доказывать. Любой, кто воевал, посчитает вас или дезертиром, или коллаборационистом, если считать Испанию противником. И никаких дополнительных доказательств не потребует.

– И что? Я вернулся домой после войны, и никаких претензий мне не выдвигалось!

– То дело уже давнее. А нас интересует нынешний момент. Сейчас в газетах будет опубликован материал примерно такой направленности: дезертир убил прославленного ветерана, и ему за это ничего не будет.

– Я это переживу.

– Не уверен. Как вы думаете, профессор, сколько людей вас после этого возненавидят? Вы же ясновидец, прикиньте прогноз быстренько.

– Немало, – профессор уже понимал, к чему ведёт полицейский.

– А сколько среди них тех, кто, подобно вам, попытается восстановить справедливость самостоятельно? А у вас ведь трое детей, они тоже станут мишенями для мести.

– Вы серьёзно мне этим угрожаете? Да ваша прямая обязанность обеспечить безопасность мне и моей семье!

– Я не могу обеспечить чью-либо безопасность, если граждане начинают безнаказанно вершить самосуд. Всякий раз после эффектного убийства ради справедливости возникает невероятно много желающих сравнять счёт, поскольку эту самую справедливость понимают иначе. Я не смогу им всем воспрепятствовать.

Супруги переглянулись. Поскольку они оба были телепатами, они в прямом смысле понимали друг друга без слов.

– Ладно, вы победили. Вы действительно сделаете то, что говорите, то есть подвергнете опасности жизнь наших детей. Если я не сделаю того, чего вы хотите. Так чего же вы хотите?

– Приятно иметь дело с телепатом. Его не нужно убеждать, что не блефуешь. А теперь, чего именно я от вас хочу. Вы составляете письменное признание и отдаёте его мне. Можете предварительно посоветоваться со своим адвокатом. Я закрываю дело и передаю его коронёру. Вот и всё.

– Не надо никакого адвоката, – впервые вмешалась в разговор женщина. – Он прав. Мы поступили очень нехорошо и должны за это ответить. Я тоже виновата, я ведь была полностью в курсе его намерений.

– Неудивительно, – подтвердил полицейский. – Вы же телепат, от вас трудно что-либо скрыть.

– Я тоже напишу признание. И ещё, любимый. Если тебя лишат белого статуса, а меня нет, я сама от него откажусь. Давай напишем всё, что нужно, прямо сейчас.

Через несколько минут шеф полиции прочитал их признания и попросил:

– Если нетрудно, поставьте, пожалуйста, рядом с подписью отпечаток большого пальца правой руки. Спасибо, это всё. До свидания!

– Вы не будете нас арестовывать?

– Нет, не буду. Я не вижу в этом ни малейшей необходимости. Уверен, что вы не станете скрываться от правосудия. До заседания у коронёра живите, как жили. Ну, а там дальше всё будет определяться решением суда.

– Пожалуйста, скажите мне, как, скорее всего, решит суд? – попросила женщина.

– Несомненно, суд признает вас виновными. В небрежном обращении с ядом. Наказание – в диапазоне от предупреждения до мелкого штрафа. Если же спрашиваете об обвинении в убийстве, то я абсолютно уверен, что его и выдвигать никто не будет. Это было бы бесперспективным делом. Не найти двенадцати присяжных, которые посчитают человека, у которого украли яд и им отравились, настоящим убийцей. Так что спите спокойно.

– Но какой ваш интерес в этом, если всё закончится пшиком?

– Во-первых, я закрою дело об отравлении. А во-вторых, вас не грохнут отморозки-ветераны. Сами же сказали, что моя прямая обязанность – обеспечивать безопасность вам и вашей семье.

* * *

– Так она это или не она? – сержанта МакКеннона всё ещё терзала неуверенность.

– Да сколько раз повторять, никто из нас её не разглядел толком! Но парень-то точно тот, с фотографии!

– Парень тот, а ей явно не двенадцать лет. Ох, ребята, как бы не напутать…

– Вот рассмотрим её поближе и разберёмся, та это девка или не та. Не вечно же они будут ехать в этом такси.