— Двое суток, — обормот помолчал. — Я п-посмотрел логи событий.

А, вон откуда такой тон. Ну что ж, мой капитан, ты уж извини. Если ты видел все логи, то ты меня понимаешь.

— Зачем? — спросил он, и мне стало зябко от этого тона.

— Что — зачем?

— Они же убегали, Алекса. Они слали в эфир сигналы пощады!

«ЧТО?!»

Я обмирала от боли возле сердца, не в силах возразить.

— Ты забыла? Ты сбила тактический корвет, потом — фрегат. Остальные бросились убегать, а ты…

Голос уплывал в никуда, в ватную глухоту, и там бился тяжелый пульс, и возражать мне не хотелось. Я видела все — и тройной маневр, когда они попытались загнать меня в ловушку, и как слепили мой градар мультипликаторами, и как расстреливали в упор, не понимая, что я уклонюсь…

А еще у меня всегда было отличное тактическое воображение, я могла придумать любой бой в таких подробностях, что даже фильм смотреть не надо и расчеты можно не проводить: все будет в точности так, как мне привиделось.

Привиделось.

Черт.

— Но, Дональд…

— Алекса, з-зачем?

Это «зачем» взрывало мне мозг. Меня рвало на куски от всех «я не знаю», «мне плохо», «я не помню», «спаси меня». И на всех весах мира один короткий вопрос обормота был куда тяжелее, чем все мои мысленные выкрики.

Придется о деньгах. Придется быть меркантильной сукой.

— Ты переговоры с Яуллисом читал?

Дональд слегка склонил голову, по-прежнему размытую ярким светом.

— Нет. К-которые?

— Он связался со мной после взрыва солярного заряда…

Капитан молчал, ожидая объяснений, а я молчала, не понимая, почему боюсь говорить. И откуда чертова неуверенность в своих словах. И откуда…

— Он предложил деньги за уничтожение остатков флота «Алмеха».

— Д-деньги?

— Да, пятьдесят миллиардов.

— Н-но почему?

Пресвятое небо, да он идиот! Я выдохнула и вкратце изложила свои мысли: и о захвате обеих корпораций сразу, и о встраивании СН-боеголовки вместо боевой части какой-нибудь кластерной торпеды, и обо всем-всем-всем.

Я заводилась. Мне пришлось оправдываться, потому что я оказалась сукой. Потому что я сбила какие-то чертовы корабли корпораций. Потому что я придумала их якобы отпор. Я оправдывалась перед пеплом своей совести, перед здравым смыслом, а вот теперь — перед этим идиотом. И хуже всего то, что мне не все равно.

— И у меня не было выбора, понимаешь? Ты, мать твою, понимаешь или нет?!

Он молчал — все так же размытый в пятне света, и я так хотела дернуть его за ворот, влепить ему поцелуй в губы, влепить ему по рылу, просто выдернуть его из этого нимба, в котором ему так, черт бы его подрал, уютно.

— И он з-заплатил?

— Да, — сказала я, отворачиваясь от капитана — всего такого в белом.

— К-кому? На счету по-прежнему только аванс за п-первую миссию.

Я моргнула, пытаясь понять, о чем он, а когда поняла, было очень больно — прямо в голову, в мозг, электроды в центры боли.

— Ты точно проверил?

— Да.

— Но… Он же баронианец! Он не мог соврать!

Дональд молчал, и ответ можно было прочитать прямиком по обалденному белому свечению. Баронианец, конечно, солгать не может.

На какую-то крошечную долю секунды мне захотелось разорваться. Хотелось побыть настоящей девушкой: разрыдаться, вцепившись ему в руку, умолять вытащить меня, не бросать и спасти. Хотелось быть по-настоящему сумасшедшей — чтобы с отшибленной головой — и просто рассмеяться, и признать наконец, что это я все придумала, потому что хочу только одного: быть лучшей и доказывать это на каждом шагу.

Я всего-навсего осталась лежать на столе, слушая, как он уходит. Свет Дональд забрал с собой.

* * *

В коридоре фрегата было пусто и тускло.

«Куда всю энергию перенаправили?» — подумала я, двигаясь вдоль стенки. После душа мне стало легче, и мысли прояснились, но в голове срочно потребовались новые спасательные дамбы, потому что уже начало затапливать.

И все, и хватит. Переживу.

Каюта не изменилась, здесь все было как раньше, только теперь больше некуда мне бегать от кошмаров. Я поскладывала разбросанные вещи и улеглась на кровать, подтянув колени к груди. Думать не хотелось, да и нельзя было думать, если уж совсем строго разобраться. Но я точно знала: рано или поздно придется заснуть, и теперь вообще не факт, что я оттуда вернусь.

К Марии. Увы, пора.

Карпцова сидела за столом и ковырялась в манипуляторе скафандра. Тестерная отвертка щедро выводила данные на голопанель, и Мария смотрела больше на экран, чем туда, где ковырялась.

— Привет, — сказала я, садясь напротив.

— Привет. Сейчас.

Карпцова несколькими движениями загнала детали на место, и манипулятор с тонким свистом сложился.

— Что скажешь? — поинтересовалась докторша. — Или ты так — выпить пришла? За упокой, так сказать?

Я обхватила себя руками и фыркнула.

— Нет. Прошу тебя, помоги мне.

Мария потерла висок пальцем и смешно наморщила носик.

— А с чего это ты? Я думала, по части психоанализа у тебя проходит секс с Дональдом.

— Нет, — сказала я.

Отчетливое понимание, что зря я пришла, кололось в виске. Простое «нет» без ругательств обошлось мне очень и очень дорого.

— Ладно, извини. — Мария встала. — Пойдем.

Мы пошли. Я смотрела на худую докторшу, на ее немного сутулую спину и думала, что ей, наверное, нелегко. Чисто по-женски нелегко. Так бывает в наш век, и во все века было, что одержимость идеей иногда дает сбой, и человек оглядывается, а вокруг — никого, и чего-то странно-интересного хочется, и небо уже не такое голубое (розовое, зеленое, синее). Интересно, сколько раз за свою жизнь она выходила из строго-научной скорлупы?

— Давай с самого начала, Алекса.

Я ее не видела. Карпцова устроилась где-то за спиной, на висках у меня висели противные липучки, а над головой снова была лампа.

— Мария… Можно свет погасить?

— Что? Хорошо. Только не засни.

«О, Карпцова, это вряд ли. Это очень вряд ли».

Я вспоминала свою жизнь. Как меня привели в большой-большой зал, как там была только крепкая мамина рука, хотя самой мамы в памяти не было. Добрый улыбчивый дядя подсадил меня в странную капсулу, погладил по голове, и так — вжав головенку в плечи, напуганная, с голубыми глазищами в пол-лица — я погрузилась в темноту. Потом было первое в моей жизни слияние с машиной, о котором я не запомнила ничего, кроме давящего ужаса клаустрофобии. Мне казалось, что это не фреймы компьютера, а меня саму заперли в душной коробке, по которой пульсирует охлаждающая жидкость.