Я пинала градарную консоль и думала. Первая возможная причина — волнения в изнанке. Так иногда бывает, и корабли пропадают независимо от мастерства и опыта пилота, но, опять же, из сорока с лишним посудин разного тоннажа должно выплыть несколько. Вторая причина — им надрали задницу третьи конкуренты. Например, при промежуточном выходе из изнанки подловили, когда можно чисто и быстро прожечь щиты. Третий вариант — какая-нибудь аномалия…

Черт, четвертый вариант — Господь Бог лично сжег грешников. Так можно до бесконечности гадать, и плохо то, что мы здесь зажаты и связью пользоваться нельзя: а вдруг эти лентяи просто опаздывают? Ну что такое, в конце концов, шесть лишних часов по меркам космоса?

Я вывесила старт дронов на пусковые ярлычки и поигрывала пальцами над этой панелью: каждый шаг маленьких металлических засранцев к спрятавшимся бригам уже просчитан. И свои действия я просчитала, и вражеские, и даже действия союзников — так, просто от скуки. И то, как я улыбнусь обормоту, когда все закончится…

«Вот тут мы ставим точку».

Классная у тебя была раньше жизнь, Алекса. И посмотри, на что ты ее променяла. На сомнения? И кстати, хороший вопрос: а чего это я по паре прикосновений возомнила, что вообще ему нравлюсь? Вопрос был туп, ответ лежал на поверхности, но настроение я себе изгадила знатно, даже безо всяких мыслей о пропавшем флоте.

Я нажала кнопку вызова и, проглотив имя капитана, объявила по громкой:

— Кто там свободен, подхватите вахту.

Спустя шесть пинков по градару в рубку вошел Олег.

— О, а тебя в космос не вышвырнули? — деланно удивилась я.

Дюпон криво улыбнулся и подошел ко мне.

— Нет. Почему-то.

— Ага, ну ясно. Побоялись, что ты постучишь в окошко к каптайновцам и нас сдашь.

Я встала и, сцепив руки над головой, потянулась: спине что-то было нехорошо. Наверное, все это время шевелились только мои мозги. Непорядок.

— Ты поесть? — спросил Олег, устраиваясь на мое место. «Телесфор» тут же намертво заблокировал половину экранов и функциональных панелей, обнаружив неавторизированного пилота.

— Да, я не завтракала, — сказала я, с удовольствием любуясь погрустневшим выражением лица бывшего штурмана.

— Ясно.

Ясно ему, сволочи.

— Ничего руками не трогай, нужные экраны я тебе оставила. Вон там и там — наши. Вот это — плохиши. Если появится кто-то еще — зови меня по громкой. Еще вон эта глыба ползет на нас, ты подрули слегка с ее пути, но не больше сорока метров в секунду.

Дюпон кивнул и положил руки на рулевые панели.

— Приятного аппетита.

В дверях я махнула рукой:

— И тебе не подохнуть со скуки.

Хорошая машина — «Телесфор». Был бы ВИ не так мятежен — вообще цены б не сложить. В коридоре было так тихо, что я, кажется, слышала, как скребутся и попискивают в трюме дроны.

У кухонного комбайна тоже оказалось пусто. Марию, по идее, до сих пор не отпустила ее химия, Лиминаль отдыхала в трюме. Дональд, соответственно, там же. Я набрала тарелку пюре и каких-то «белковых вальцов» и принялась за эту штуковину прямо на месте. Пропавший флот меня интриговал — ужас как, но проснувшемуся аппетиту это не слишком вредило.

— Алекса, у нас тут проблемы, — сообщил Олег по громкой.

Я понеслась по коридору и только на полпути поняла, что тарелку и палочки так и не оставила. «А черт, доем на месте».

— Ну что тут у тебя? Пятнадцати минут без мамочки не осилил?

— Вот сюда посмотри.

Я не сразу поняла, куда он показывает. В девственно чистом до того секторе обнаружились скопища материи на несколько тысяч тонн, и это все вело слабую передачу в радиодиапазоне. Какие-то глыбы неправильной формы — сканер материалов отказывался определять, что это. Вроде углерод. Вроде кремний.

— Что за пакость? Откуда?

— Это корабли, Алекса.

На видеолокаторе появилась наконец обработанная картинка, и выглядела она поистине жутко. Там были самые настоящие корабли-призраки. Древние, покрытые наростами выродившегося живого металла, с опухолями и коростой, — так бывает, когда умирает ВИ корабля и обшивка размножается сама по себе. Десятки суден плыли по инерции, без двигателей, а значит — они не светились в матричном диапазоне, потому я и не узнала в них кораблей.

Тяжелый крейсер шел двумя почти независимыми частями, его нос и корма держались вместе на какой-то паутине, а вокруг плыли с той же скоростью обломки — им, наверное, просто скучно было разлетаться.

Я металась взглядом от экрана к экрану, и на всех видела изуродованные временем и старостью бриги, корветы и фрегаты. На мониторе радиоперехвата выводились данные, но результирующие помехи искажали их так, как будто кашляющие старики целого дурдома пытались произнести свои имена. Причем все и разом.

— Мерзость, — с чувством произнес Дюпон. — Попробую расшифровать, что в этой передаче.

— Пробуй, — сказала я. — Подвинься.

Дюпон съехал по ложементу к панели обработки сигналов и принялся там копаться, а я активировала полный функционал и запустила пятерню в волосы: мне это все не нравилось.

— Здесь что-то не так, Олег. Здесь что-то охрененно не так. Смотри сюда.

Я отмасштабировала изображение: опухоли и наплывы органической брони, уродующие нос корабля, омертвели, в них уже не угадывалось той маслянистой жизни, которой сияет по-настоящему живой корабль. Белые брови удивленно поползли вверх, а значит, на Вердане штурманы изучали материаловедение.

— Это что, петрификация? — все же уточнил он.

— Она самая.

— Двести сорок лет как минимум, что ли?

— Это если корабли обшивали самым дешевым дерьмом. А это — не дерьмо.

Я смотрела во все глаза на эскадру мертвецов. Сидящие в засаде каптайновцы тоже наконец оживились в эфире: мол, ни черта себе, рвань господня, — и все в таком ключе.

— Это бред, Алекса, — грустно сказал Олег. — Какие еще три сотни лет? Фрегаты вон того типа ввели в производство полвека назад, ну, чуть больше.

Мы помолчали, глядя друг на друга, а потом Дюпон протянул руку, но я успела раньше. Экраны побледнели и стали серыми, пульсирующие струны нашего мира словно бы выплыли наружу, и притухли искры звезд. Я нашла взглядом мертвый флот и ощутила себя обманутым ребенком: в режиме изнаночной навигации ничего не изменилось. А я так надеялась на пусть и страшное, но понятное объяснение — не червоточина, так хотя бы ее остаточной след за кораблями.

Ни-че-го.

Я прекратила сверлить взглядом Олега и посмотрела на экран радиоперехвата: там как раз закончилась обработка первых данных. Приборы «Телесфора» теперь определяли белый шум, идущий от эскадры мертвечины, как метки и опознавательные сигналы. И первый же пункт был чудо как хорош: «Фрегат «Мирабель». Реестровый номер — прочерк. Собственность «Ост-Каптайнише Мануфактурен»».