Я замерла, а потом рванула за ним. Он склонился над сидящей девочкой и потрепал ее по головке. Малышка улыбнулась доверчивой улыбкой и смотрела только на него, а я все бежала к ней — к ним — и кричала, кричала что-то, кажется: эй, ты, ублюдок, отойди от нее, не смей. Когда, запыхавшись, я наконец приблизилась, с меня ручьями лил пот, как после спарринга в центрифуге. И я опоздала.

Олег бережно закрыл девочке глаза и обернулся.

— Ну что ж ты так, Алекса? — спросил он с укором.

* * *

Я проснулась и осмотрелась по сторонам. Вокруг помаргивала голопанелями рубка, ярко светился пульт сканирующей сферы, обозначая недремлющий ВИ.

Оптические локаторы — отрубить. Не хочу еще приступ звездной болезни.

Устроившись на самом краю ложемента, я пыталась заставить себя думать. Мария пообещала продолжить, а значит, я могу надеяться. Черт, она легко меня вскрыла, слишком легко, я подалась, как гель. И ничего странного, в конце концов: я была не на допросе, я хочу себе помочь, хочу себя вылечить.

Еще был кошмар с Олегом. Было? Не было?

Я помотала головой: «Рыжая, ты не помнишь, был ли у тебя секс. Похоже, надо лечить не только голову». Нашлась еще сотня вопросов, каждый из них не имел прецедентов в прошлой жизни. И хотя вокруг была рубка, хотя вокруг был все тот же космос, я не справлялась с волной нового. С волной страшного.

Главное, Алекса. Вычлени главное.

«Твое безумие вторгается в реальность».

Я смотрела на экран видеолокатора и пыталась принять две вещи. Первое: я вроде выключала все средства визуального наблюдения. Второе: я только что наконец призналась себе, что сошла с ума.

Это было весело, правда, Алекса? Водить за нос аналитиков, прятаться, просчитывать наперед профориентационные тесты, состоящие из тысяч вопросов. Ты всегда была гением, Алекса, а гениальность — это не лечится, она ходит рука об руку с лоботомией, стимуляцией нервных контуров и нейролептиками.

Это было весело — загонять все в кошмары, все в себя, взвинчивать, затягивать пружину, знать, что космос все спишет, потому что в космосе главное — навыки. И вот твоим навыкам, рыжая, пришел конец. Но ты гениальна, и потому ты сидишь и прикидываешь с высоты своих заоблачных баллов ай-кью, как разваливается твое «я».

Это было весело.

Был еще последний способ узнать, удастся ли мне остаться в космосе. В строю. Пусть далеко от этих идиотов, пусть хотя бы на несколько часов, чтобы красиво умереть так, как я хотела — не от выстрелов сбрендивших контрабандистов, не в гравитационной давилке, не от удушья.

Я всегда хотела стать одним с кораблем и уйти в звезду.

Романтичная восторженная дура.

Я облизнула губы и легла на ложемент.

«Просто проверить. Просто проверить. Просто проверить. И давай еще пару раз повторим для надежности».

— «Телесфор». Синхронизация. Порт экстренный.

Над головой сгустилось облако — зародыш цифрового канала. Я почти молилась на него, и он снизошел. Он сломал мой мир, сшиб все ограничения, как много-много лет назад, когда только начали проектировать такие умные корабли, когда мама привела меня в лабораторию…

Мир мигнул и погас.

Я встала, уже зная, что происходит и чего не происходит. Осталось только всмотреться в алые строки, которые перечеркнули мониторы корабля.

<Синхронизация невозможна. Ментальная погрешность — 93%.>

Ну, вот и все.

Снова коридор. Давящая прохлада стен корабля, который я когда-то по глупости считала теплым, считала своим домом. Я шла умирать, и желательно не здесь. Не в рубке, да и вообще не в этом корабле.

«Я пережила потерю одного смысла жизни. Я пережила «Тиморифор». Переживу и это».

Это очень хорошая и даже правильная мысль, вот только не хотелось мне ни разу переживать. Не хотелось даже разбираться, что со мной, не хотелось ждать вердикта спивающейся дуры.

Я сжала кулак и поднесла его к глазам, рассмотрела.

«Жить тебе не хочется. А умирать?»

В голове появились странные мысли, которые принадлежали словно бы не мне.

«Я столько всего не успела», — это был номер раз.

«Это интересно», — это был номер два.

Малышка. Девочка в простом платьице с любопытством выглядывала из-за края борта лодки. Ее столько раз пытались убить, она умирала с того мгновения, как к ней прикоснулся разум машины, потом я ее регулярно душила, топила, сжигала, и вот наконец до маленькой Алексы добрались Джахиза и Олег.

А она все жива и жива.

Улыбаясь, я повернула к воздушному шлюзу. Ответная улыбка девочки стояла у меня перед глазами, а значит, я могу чего-то еще хотеть.

— Уходи.

У дверей шлюза стояли Рея и Дональд. Нахмуренный обормот, никакая Лиминаль.

— Тебе нельзя сюда.

Это же надо, со мной разговаривает последняя из Лиминалей, а мой капитан только отмалчивается и сверкает глазами.

— А в чем дело?

— Не приближайся к нему.

— Очень надо, — ответила я, глядя в красные глаза. — Я вообще шла к шлюзу.

— З-зачем?

Заговорил-таки, успела удивиться я. А потом Лиминаль повернулась к Дональду и взяла его за руку. Я окаменела.

— Не надо с ней разговаривать, — сказала Рея и поцеловала обормота.

В губы.

Я смотрела, как в облачках ледяного пара лицо обормота превращается в ледяную маску, как стынут черты его лица, превращаясь в лед… Когда послышался легкий звенящий треск, я все поняла.

* * *

— Алекса!!!

— Это сотрясение, отойдите все!

Голоса водопадом хлестали по мне, и ощущение собственного тела навалилось, словно меня впрыснули в кусок слабо трепыхающегося мяса.

— Все… На хер, — прохрипела я, видимо, не очень отчетливо.

Я напружинила руки и толчком отбросила от себя «спасателей». В наступившей тишине я села и осмотрелась. В плывущее поле зрения попались: Мария, Олег, Дональд — они теснились вокруг меня. Имелся в наличии коридор, я сидела на полу, а в углу, у самой двери в рубку нашлась и Лиминаль.

— Что… Что произошло?

— У т-тебя был приступ, — сказал Дональд со слабой улыбкой облегчения. — Ты вышла из рубки и почти сразу свалилась. Даже Рея не успела подхватить тебя.

— Подхватить?

Я ощупала щеку: ничего там не было — ни боли от удара, ни опухоли от ураганного обморожения.

— Алекса, я п-понимаю, что это не г-горит…

— Дональд, отлипни от нее, — распорядилась Мария, протягивая мне руку.