– Сюда? – указала я на стиральную машинку.

– Сюда, – согласился мой инструктор, сорвал с крючка махровый халат, бросил его на машинку и… развернув спиной к себе, уложил меня на машинку, надавив ладонью между лопаток и вынудив наклониться вперед.

– Вот так, моя хорошая, теперь ты вся в моей власти, – пробормотал почти неразборчиво и принялся ласкать мои ягодицы – сначала влажными пальцами, потом, сбросив боксеры, – головкой своего члена. – Хочешь меня?

– Хочу, – я заерзала, качнула бедрами, – пожалуйста! – от развратно-откровенных ласк во мне все горело, живот сводило от ощущения пустоты, которую требовалось срочно заполнить.

– Расскажи мне, как ты хочешь меня, Полина, – потребовал Казанцев. – Я хочу знать… – Он продолжал водить по моим нижним губкам головкой своего твердого ствола, и одновременно массировать одним пальцем чувствительный узелок клитора.

– Хочу тебя, Саша… до умопомрачения. Так, что не вижу ничего перед глазами. Так, что готова повалить тебя на пол и залезть на тебя сама!

– Нет, милая. Сегодня ты будешь делать то, что скажу я. Прогнись, – мужчина положил горячую сильную ладонь мне на поясницу.

– Саша… пожалуйста… – я цеплялась непроизвольно сжимающимися пальцами за ткань халата. – Не тяни!

– Хорошо, милая. Только потому что ты просишь. – Александр Аркадьевич вошел меня единым быстрым плавным движением.

Я охнула от почти болезненного ощущения растянутости и одновременно наполненности.

– Саша…

– Да, Полинка? – Казанцев вошел в меня и замер, не двигаясь, лишь один его палец, каким-то чудом добравшись до клитора, возобновил круговые движения.

– Зачем ты меня мучаешь? Почему не даешь кончить? Видишь же: я на пределе…

– Я тоже на пределе, родная. И тоже мучаюсь – с тобой, с собой. Хочу, чтобы ты запомнила этот момент. Это ощущение, когда в любой момент может стать или бесконечно хорошо – или так же бесконечно плохо.

– Я... запомню, Саша.

Дождавшись этого обещания, мой мужчина с протяжным стоном толкнулся вперед – и я тут же подалась ему навстречу. На несколько минут мы утратили связь с реальностью – но не с друг другом.

Мне было непривычно, и оттого еще более сладко чувствовать себя завоеванной, покорной, целиком утратившей власть над происходящим. Я доверилась Казанцеву, который уверенно и умело довел меня до одного пика… до второго… третьего. И лишь потом позволил себе достичь своего собственного оргазма.

... Мы лежали на кровати Казанцева – усталые, разомлевшие, сонные. Я плавилась от нежных едва ощутимых прикосновений губ мужчины к моим волосам, от его тесных объятий.

– Не уезжай, Поля, – вдруг попросил Саша.

– Я не могу, – еще не догадываясь, к чему приведет этот разговор, произнесла тихо.

– Почему не можешь? – все еще мягко поинтересовался мой инструктор.

– Потому что это часть моей работы. Я должна учиться, осваивать новое. То, что однажды поможет мне спасти чью-то жизнь.

– Рискуя своей? – зачем-то уточнил Александр Аркадьевич.

– Как будто ты не знаешь, что иногда иначе нельзя.

– Знаю. Поэтому и прошу тебя: откажись от курсов.

– Но, если я откажусь, меня отправят на квалификационную комиссию и, скорее всего, уволят.

– А ты не жди комиссии: увольняйся сама. – Все так же спокойно и буднично, будто речь о том, какую пиццу заказать на ужин, предложил Казанцев.

Мне показалось, что я ослышалась. Приподнявшись на локте, я уставилась в лицо своему мужчине:

– Саша, ты сейчас серьезно?

– Да. Я хочу, чтобы ты ушла из МЧС. Уверен: для специалиста с таким опытом, как у тебя, найдется другое место работы. Такое, где ты сможешь возвращаться на ночь домой и перестанешь выезжать туда, где все горит, рушится и взрывается.

– Но я не хочу другой работы! Мне нравится то, что я делаю!

– Ты – женщина, Поля. Будущая мать и хранительница очага. Пусть жизнью рискуют мужчины – это заложено природой. А у тебя совсем другая роль…

– У меня будет такая роль, которую выберу я сама. Не мама, не Пророк, не ты – только я!

Я вспыхнула, загорелась раздражением и досадой: ну, вот опять! Опять мужчина, которому я позволила стать частью своей жизни, начинает навязывать мне его правила и его решения, будто имеет на это какое-то право! Почему они все, едва уложив девчонку в постель, начинают чувствовать себя хозяевами ее жизни?

– Полинка. Пожалуйста, – тон Казанцева стал давящим, требовательным. – Прошу еще раз: откажись от службы в МЧС! Ты ведь хочешь нормальную семью, детей? Я же знаю, что хочешь! А какая семья, если женщина пропадает ночами на дежурствах, срывается из дому по первому звонку даже в свой законный выходной, лезет в самое пекло?

– Семью – хочу. Не хочу, чтобы кто-то за меня решал, где и кем мне работать, и чем рисковать! – я вырвалась из сжавшихся рук Казанцева, спрыгнула с кровати, принялась одеваться. – Пойду приготовлю кофе, а потом возьмусь за сборы. Мне завтра в дорогу.

– Может, еще и все остальные вещи заодно соберешь? И сбежишь к братцу под крыло? Он-то, небось, ни о чем тебя не просит, да? Удобно с таким: слова поперек не скажет!

– Брата хоть не трожь, Казанцев! Это не твое дело, о чем он меня просит, а о чем – нет! Во всяком случае, тиранить и командовать мной он никогда не пытался!

– А я – буду! Пока ты – моя женщина, тебе придется учитывать мое мнение и считаться с ним! – Александр Аркадьевич, сидевший на краю постели, вскочил, поймал и прижал меня к своей груди, схватил за волосы на затылке, вынуждая глядеть прямо ему в глаза. – Я пытался мириться с бабским своеволием, с этой вечной вашей женской дурью, пытался уступать и соглашаться, но больше – не стану, потому что иначе вы начинаете считать мужика тряпкой и вытирать об него ноги!

– Ты все сказал, Казанцев?

– Все!

– Тогда отпусти меня.

Я внезапно успокоилась: что ж, сказка закончилась, не успев начаться. Я опять наступила на те же грабли. Бесполезно доказывать упертому, как баран, мужику, что с моим мнением тоже следует считаться. Не услышит, не поймет.

– И что – пойдешь собирать вещи? – Казанцев заглянул мне в глаза: пронзительно, с болью, но и с гневом – тоже. – Значит, решила уйти?

– Ты не оставил выбора, Саша. Не нужно было ставить мне ультиматумов.

– Помнишь, я просил тебя пару десятков минут запомнить момент, когда может стать или очень хорошо, или очень, очень плохо? Этот момент настал. Если ты сейчас уйдешь – плохо станет нам обоим. Или ты вздохнешь с облегчением? – Казанцев снова впился взглядом в мое лицо, высматривая в нем что-то…

– Нет, Саша. Легко мне не будет, но я справлюсь с этим. Отпусти.