– Да…

– Даже несмотря на твой страх за нее?

– Ну… да, все равно счастлив.

– А Лисицына? Она с тобой была счастлива?

– Она, кажется, тоже.

– Вот! А сейчас несчастливы вы оба, и все по твоей вине! Потому что тебе, видите ли, неспокойно на душе, когда девчонка на работе. И потому что ты терпеть не можешь, когда тебе не подчиняются по первому же требованию. Но жена – не рядовой солдат. С ней договариваться надо, Казанцев! А иногда и хитростью своего добиваться, обходными путями. Понимаешь?

– Жора, хватит меня лечить. Поздно уже.

– Да ни хрена не поздно, баран ты упертый! Впрочем, если ты от Полины отказываешься – прекрасно. Я о таком подарке и не мечтал. Уж что-что, а утешить девчонку я сумею – пусть только вернется.

– Жо-о-ра-а! Заткнись, ради всего святого! Не провоцируй! – у меня вдруг нестерпимо зачесались кулаки.

– А ты иди, голову под холодный кран засунь и остудись – ишь, как разгорячился!

Я одарил партнера злобным взглядом, обложил трехэтажным матом и вылетел из кабинета, от досады ляпнув дверью так, что она чудом не слетела с петель.

Больше к этой теме Галкин не возвращался, но по его выжидательным взглядам я понимал: друг ждет, на что я решусь – попытаюсь вернуть Полину или отступлюсь и освобожу ему место возле девчонки.

Слова друга разбередили душу. Въелись в нее, как крупинки марганцовки, прожигая насквозь. С каждым днем я все больше сомневался в своей правоте, все сильнее тосковал и все лучше понимал, что погорячился и наломал дров. Слишком уж неожиданным было известие об отъезде, слишком долгим сроком показался месяц разлуки.

Наверное, следовало бы позвонить ученице, попытаться поговорить с ней, дать понять, что люблю и скучаю, но так хотелось, чтобы это она сделала первый шаг к примирению…

Из чистого упрямства или от неуверенности в том, что Полина захочет выслушать меня, я дал себе зарок позвонить ей после выходных, если она не приедет и не наберет меня сама. Это решение принесло мне некоторое облегчение. Еще несколько дней – и я в любом случае поговорю с любимой. Пусть вот только уедут приглашенные Жориком пермяки.

***

Август, обычно теплый, в этом году оказался неожиданно пасмурным и мрачным. Дожди зарядили со дня отъезда моей ученицы, и все никак не желали останавливаться. В пятницу около девяти вечера я отправился в аэропорт: встречать приглашенных Галкиным гостей – коллег из Перми. Сам Жорик занимался организацией банкета по случаю их прибытия.

Я гнал свой джип по полупустому двухполосному шоссе. Ливень заливал стекла, дворники метались влево-вправо, как стрелка взбесившегося маятника. Сумерки, туман, вспышки молний – небо бушевало, обрушивая на землю тяжесть своего гнева.

Я вел машину осторожно, не давая указателю спидометра выскочить за отметку семидесяти километров в час.

Когда на встречной полосе показался огромный неповоротливый двухэтажный автобус с туристами – даже принял немного вправо. Неожиданно, когда до этой махины на колесах оставалось с полсотни метров, из-за ее толстого зада выскочила верткая приземистая Газель – маршрутка, везущая людей из аэропорта. Она мчалась прямиком на меня, словно управляющий ею шофер не видел света фар моего джипа.

Водитель автобуса, заметив происходящее, начал притормаживать и прижиматься к обочине. Я тоже попытался скинуть скорость и забрать как можно правее, но это не спасло ситуацию: столкновение оказалось неизбежным.

В автобусе – люди. В маршрутке – тоже. В джипе – я один.

Я мгновенно просчитал в уме все возможные варианты и принял единственно возможное решение: вывернул руль вправо, и мой Вранглер, сорвавшись с шоссе, полетел в кювет.

В тот миг, когда передние колеса джипа оторвались от поверхности земли, в моей голове было пусто до звона. Лишь одна мысль задержалась, зависла золотистой точкой в этой пустоте: зря я не позвонил Полине. Не услышал еще хотя бы раз ее голос. Не сказал, что люблю и жду ее возвращения.

Пара мгновений – и золотистую точку, в которую превратилась мысль о Полине, поглотила тьма.

База под Питером, где нам с Лешим предстояло провести целый месяц, оказалась огромной и прекрасно оборудованной. Здесь было все: тренировочный полигон, стадион с футбольным полем и беговой дорожкой, по совместительству – велотреком, вертолетная площадка, пара общежитий казарменного типа, несколько домиков, похожих на коттеджи, тренажерный зал и банно-оздоровительный комплекс.

Мужчин поселили в казармы, нам, женщинам, которых собралось с десяток, выделили коттедж на шесть комнат, так что мы расселились по двое. Занятия начались сразу же. Уже в день прибытия и заселения, после ужина, состоялось организационное собрание и первая лекция. Нас сразу предупредили, что обучение будет проводиться в интенсивном режиме, и никакой расхлябанности с нашей стороны не потерпят.

Жесткий график и серьезные нагрузки – дело для меня привычное, и первую неделю я справлялась с ними довольно успешно, несмотря на тоскливые мысли о Казанцеве. Один из важных навыков людей, работающих в службе спасения – умение отодвинуть личные проблемы на второй план и заниматься делом, не позволяя личному влиять на собственную эффективность.

Вот и я не позволяла себе давать слабину: заставляла себя думать не о том, кто остался там, в родном городе, а том, что происходит здесь и сейчас. Звонить Саше я не спешила: во-первых, уставала за день так, что к вечеру валилась с ног и было не до разговоров. Во-вторых, хотела дать любимому время остыть, подумать, осознать произошедшее.

Единственное, что угнетало – это отсутствие возможности узнать о том, как чувствует себя мой инструктор: мы еще не успели обзавестись общими знакомыми, не считая Жоры Галкина и администратора Виктора. Но звонить кому-то из них, чтобы узнать, как там поживает Казанцев, было бы как-то странно.

К концу первой недели со мной начало происходить что-то странное. Возможно, я переутомилась или подхватила инфекцию. Проявления болезни оказались нетипичными: мне все время хотелось спать, я постоянно чувствовала слабость и усталость, аппетит пропал, а запахи пищи начали вызывать не голодное бурчание в желудке, а тошноту. Самую большую досаду вызывало то, что все эти симптомы не проходили, а с каждым днем усиливались. Возможно, мне следовало обратиться в медпункт сразу, но я, как истинно русский человек, понадеялась на авось – что само пройдет.

В результате на двенадцатый день занятий, выйдя на беговую дорожку, чтобы пробежать утренний двухкилометровый кросс, я на первом же круге потеряла сознание. Вот так бежала-бежала, вроде даже и дыхание еще сбить не успела, и тут вдруг в глазах потемнело, и я, сделав несколько шагов в сторону, бочком повалилась на зеленую траву футбольного поля.

Очнулась уже в палате ближайшей больницы, куда меня, оказывается, доставили своим транспортом работники тренировочного центра.