Заргис пытался возражать, но его никто не стал слушать. Люди, невольно чувствуя за собой вину за то, что отбирали жизнь у другого, единогласно постановили отложить казнь до завтрашнего дня.

Когда объявляли приговор, Герфис заметил, что Тапис расслабился, а Зорица облегчённо вздохнула, как будто какая-то тяжесть, лежавшая на ней, исчезла.

А на следующий день Пронис исчез. В помещении, где он сидел, был разобран воздуховод. Конструкция, которая позволила схватить его несколько дней назад, теперь позволила ему бежать.

Трубы были все в крови, очевидно, заключённый разбирал их при помощи голых рук и подручных средств. По трубам он добрался до Кормушки, где, как выяснилось, у него был припрятан костюм с гайзером. После чего через аварийный выход он выплыл наружу и растворился в океане.

Его побег послужил поводом для всеобщего обсуждения, но самым главным для всех было чувство облегчения. Чувство, что не надо приводить в исполнение приговор сородичу. Который хотя и готов был всех их погубить, но всё же был человеком. Теперь он остался наедине с океаном, и океан сам решит, как с ним поступить.

Через какое-то время после описываемых событий Птунис посетил Заргиса. Зосис, ставший секретарём главы Совета, заметив, в каком настроении прибыл главнокомандующий, почёл за благо удалиться.

— Почему вы так настаивали на смертной казни? — в упор спросил Заргиса Птунис, как только Зосис покинул кабинет главы Совета.

— Потому что считал, что это необходимо для блага колонии, — ответил Заргис. — И продолжаю так считать. Человек, который хотел убить себе подобных, не должен жить среди них. Я не верю ни в его перевоспитание, ни в исправление. Для блага всех он должен был умереть.

— Я знаю про благо. И остальные знают, поэтому так и проголосовали. Но в душе они были против этого, поэтому многие обрадовались, когда Пронис сбежал. Вы понимаете, что, настояв на смертной казни, вы создали очень опасный прецедент. Теперь человеческая жизнь не будет почитаться святой, как до этого было в Ружаш.

Заргис с интересом посмотрел на Птуниса и внезапно улыбнулся.

— Но ведь это же хорошо! — сказал он.

— Что хорошо? — опешил Птунис. — Что жизнь человека уже не будет столь важна?

— Да нет! Хорошо, что у нас с вами различные точки зрения. Я даже скажу больше — это прекрасно! А насчёт изменений… Вы сами положили им начало, изменив отношение людей к филиям. И не только к ним. Люди стали по-другому относиться к кулам, саткам, клотам. Думаю, подобное со временем произойдёт и с отношением к человеческой жизни.

— Я бы очень не хотел этого, — вздохнул Птунис. — И предпочёл бы, чтобы приговор выносил океан, а не мы.

— Кстати, насчёт этого, — нахмурился Заргис. — Судя по всему, у Прониса всё было готово к побегу заранее. Скорее всего, он должен был покинуть Ружаш сразу после взрыва генератора. И вот это-то мне не нравится больше всего. Зачем ему идти в океан на верную смерть? Тем более, я точно знаю, что он ужасно боялся выходить из колонии. Поэтому у меня есть некоторые сомнения насчёт общепринятой версии о том, что человек, попавший в океан, непременно погибает.

— Бросьте, — уверенно заявил Птунис. — После нашего сообщения во все колонии никто его к себе не примет. Так же, скорее всего, как и его сообщников. Не может же он, в самом деле, превратиться в рыбу! Рано или поздно заряд в гайзере сядет, он перестанет вырабатывать кислород, и Пронис умрёт. Если раньше им не полакомится какой-нибудь хищник.

Заргис задумчиво кивнул головой, хотя было видно, что он продолжает сомневаться. Когда Птунис уже собрался уходить, глава Совета вдруг сказал:

— А вы знаете, я всё-таки вспомнил то, что мне показалось странным во время допроса филии. На вопрос, заданный вами, она ответила, что филии мирный народ и никогда не убивали людей. Как вы помните, это её заявление вызвало такое возмущение и споры среди членов Совета, что допрос вскоре пришлось свернуть. А потом случилось то, что случилось, и допросить филию больше не удалось. Так вот что я думаю в связи с этим. Под действием прибора филия врать не могла. Кроме того, она находилась под влиянием моей сыворотки, так что вы бы сразу почувствовали, что она лжёт. Ведь так?

Птунис кивнул.

— Но тогда получается, что она говорила правду. И куда же в таком случае деваются люди, исчезающие после встречи с филиями?

— У них совершенно другое мышление, — ответил Птунис. — Может быть, на их языке это называется не убийством, а, к примеру, умиротворением.

— Возможно, — кивнул Заргис. — Но почему, если они такие миролюбивые, они не прекратят эту войну, в которой несут колоссальные потери, а с упорством, достойным лучшего применения, продолжают воевать и блокировать нашу колонию? Подумайте над этим на досуге, может быть, вам придёт в голову свежая идея. А я очень хотел бы задать эти вопросы следующей филии, которую вы захватите в плен.

Но следующей захваченной в плен филии не было. Больше вообще не было пленных. После случившегося филии прекратили плавать в одиночку. Мало того, их всегда теперь сопровождало не менее трёх сатков. В таких условиях, тем более когда кругом были враги, захватить филию было попросту невозможно.

В связи с этим перед Птунисом опять встал вопрос: на ком испытывать новое оружие, когда оно, конечно, появится. Алманис клятвенно пообещал, что сумеет захватить филию живой. Он сделал крупную вылазку. Но рыбы как будто знали об этом. Потеряв двух человек, Алманис возвратился в Ружаш ни с чем. После этого Птунис временно запретил все выходы из колонии.

Через некоторое время выходы в океан возобновились, так как людям требовалось чем-то питаться. Но попытки поймать рыбу живой прекратились. Птунис не хотел терять из-за этого своих людей.

Но кто-то всё равно был нужен. Кто-то, на ком необходимо было испытывать новое оружие. Тем более что оно уже появилось. Неистощимый на идеи Алманис предложил поймать сатка с помощью изобретённой им сетки и успокаивающей сыворотки Заргиса. Радис с Седонисом было оживились, предвкушая выход в океан на разведку, но замечание Птуниса о том, что, даже если им это удастся, пойманному сатку негде будет развернуться ни в загоне, ни в Кормушке, вновь повергло их в уныние. Птунис сказал, что придётся, по-видимому, испытывать новое оружие в бою, хотя этого, конечно, никому не хотелось.

А представляло собой это новое оружие смесь ружей Птуниса и старых пневматиков. Снаружи оно было очень похоже на ружьё, но стреляло не пулями, а стальными стрелками-иглами. И хотя по размерам игла сильно уступала гарпуну, за счёт скорости её убойная мощь была намного выше, чем у него.

Это оружие могло стрелять и на суше. Такая стрелка с десяти шагов почти полностью входила в деревянную доску, заменяющую собой мишень. И хотя убойная сила ружейных патронов была больше, в обойму нового оружия входило двадцать пять зарядов. Это тоже многое значило. Долго решали, как это оружие назвать, и согласились с предложением Герфиса, который откуда-то из старых книг выкопал слово «карабин».