Я с нетерпением жду подробной информации о ваших программах… А также дайте мне знать, насколько вы отсрочили свои турне и сможете ли выполнить свои обещания».

Бенуа работал над эскизами многочисленных костюмов к «Петрушке», в то время как в далеком Болье Стравинский спешил закончить партитуру; Черепнин завершал работу над «Нарциссом», для которого Бакст сделал эскизы пасторальных декораций и замечательных костюмов; в распоряжение Анисфельда, написавшего так много восхитительных декораций по эскизам других художников, теперь предоставили подводный акт «Садко» с его балетом морских чудовищ. Равель еще не закончил «Дафниса», но Рейнальдо Ан значительно продвинулся с «Синим богом», и теперь Дягилев, пригласив его в Петербург, принялся чествовать. 28 марта он дал торжественный обед у Кюба, на котором присутствовали Глазунов, Лядов, Черепнин, Давыдов, Серов, Бакст, Головин, Рерих, Карсавина, Нижинский, Михаил и Вера Фокины, Шоллар, Больм, барон Бенкендорф, Гинцбург и другие знаменитости. Кшесинской, отметившей за три дня до этого свою двадцатую годовщину на сцене гала-представлением в Мариинском театре при участии Гердта и Николая Легата и в присутствии императора и обеих императриц, не было. После обеда Рейнальдо Ан и барон Медем из Консерватории исполнили «Синего бога» a quatre mains[179] под всеобщие аплодисменты. Таким образом, Дягилев почти представил один из своих балетов в Петербурге. А также это был, вероятно, последний раз, когда Дягилев и Нижинский вместе посетили Кюба. Вечер закончился пением собственных песен Рейнальдо в сопровождении фортепьяно и исполнением Глазуновым своих фортепьянных произведений. Небольшой апофеоз Дягилева, победителя, который не только показал русское искусство Европе, но теперь заказывал французским композиторам музыку для своей новой труппы. Окруженный друзьями и празднуя триумф в присутствии Нижинского, которого знал чуть больше двух лет, как он, должно быть, наслаждался обедом! Он, уволенный из императорских театров «без права поступления на службу», он, которого даже прогнали из театра с репетиции «Павильона Армиды» Бенуа, он, преследуемый интригами Теляковского, Крупенского и Кшесинской, подвергшийся остракизму со стороны царской семьи. Возлюбленный же его, уволенный из Мариинского театра, уже фактически был, а вскоре будет признан официально королем артистической Европы. Дягилев поспешил телеграфировать Астрюку о банкете с тем, чтобы использовать его в рекламных целях.

Он не мог предугадать ни того, что «Синий бог» не будет поставлен в 1911 году, а в 1912-м, когда его наконец покажут, обернется неудачей, ни того, что его добрый друг Серов, восхищавшийся персидскими миниатюрами и создавший под их воздействием превосходный занавес для «Шехеразады»*[180], умрет в этом году, ни того, что в течение месяца Нижинский покинет Россию навсегда, а через три года они расстанутся.

Дягилев подписал контракты с тем, чтобы показать свой балет в Монте-Карло вслед за ежегодным зимним оперным сезоном и в Риме во время Всемирной выставки искусства. Затем последует парижский сезон в июне, теперь он вел переговоры о лондонском сезоне во время коронации и о гастролях в Америке.

За пять недель до открытия сезона в Монте-Карло и за два месяца до парижского сезона, который должен был состояться в Шатле, как и в 1909 году, Дягилев предполагал следующий репертуар: «Жар-птица», «Шехеразада», «Нарцисс», «Петрушка», «Садко», «Синий бог», «Призрак розы» и балет на музыку Четырнадцатой рапсодии Листа. Мы увидим, что последний, который так никогда и не осуществился, все еще обсуждался за три недели до парижской премьеры.

Обдумывалась и другая новинка. Так как это было столетие Листа, как и Готье, Дягилев планировал исполнить «Орфея» в качестве симфонического антракта, пока публика будет рассматривать большой декоративный занавес, написанный Бакстом. Этот проект даже не осуществился, но подобный нашел свое воплощение. Интерлюдия «Битва при Керженце» из оперы Римского-Корсакова «Град Китеж» исполнялась в визуальном сопровождении написанного Рерихом «поразительного красного с зеленым занавеса, изображающего битву славян с монголами»**[181].

Труппа была собрана, репертуар составлен. В Монте-Карло должен был дирижировать Черепнин. Дягилеву все еще предстояло найти двух дирижеров для парижского сезона. Он вел переговоры с Купером в Москве и через Астрюка с Пьерне в Париже. В конце концов новичка пригласили в балет Пьера Монте, который будет дирижировать «Петрушкой».

13 марта Бакст приехал в Париж, чтобы писать декорации к «Синему богу» и «Призраку розы». 15-го Дягилев телеграфировал Астрюку, что прибудет в Париж в воскресенье, и спрашивал, смогут ли они пообедать вместе и не закажет ли Астрюк два кресла на этот день на концерт Колонна. В субботу 18 марта Дягилев с Нижинским сели в роскошный поезд, и той же ночью Нижинский в последний раз пересек российско-германскую границу.

Они провели в Париже только воскресенье и понедельник, но за это время Астрюк пробудил у Дягилева интерес к новому произведению французского композитора Поля Дюка, озаглавленному «La Peri»[182], из которого, как он полагал, можно будет сделать хороший балет. Возможно, своего рода ревность, вызванная тем, что Дебюсси напишет «Мученичество святого Себастьяна» для Иды Рубинштейн, прежде чем создаст что-нибудь для него (хотя Дягилев и позволил Фокину поставить танцы для этого спектакля), подтолкнуло его ухватиться за произведение другого знаменитого французского композитора. Астрюк должен был вести переговоры и представить балет в Париже.

Прибыв в Ниццу утром во вторник 21 марта, Вацлав увидел ландшафт Средиземного моря, так отличавшийся от Венеции. Они с Дягилевым сели в поезд, следовавший вдоль побережья, через туннели в красных скалах, мимо незамысловатых рыбацких деревушек и мысов Антиб и Ферра, на которых были разбросаны редкие виллы и сады. Они не сразу отправились в Монте-Карло, а заехали в Болье навестить Стравинского и послушать последние части «Петрушки». Здесь они остановились на два-три дня в отеле «Бристоль», и Дягилев в эти дни разъезжал из Болье в Монте-Карло, находившийся на расстоянии двадцати минут езды. Он познакомился с Раулем Гинцбургом, директором Оперы, нанял для занятий и репетиций театр «Palais de Soleil»[183], в котором никто не выступал, заказал номера для себя и Нижинского, но не в фешенебельном «Отеле де Пари», напротив Казино, где всегда останавливался в последующие годы, но в «Ривьера Палас» в Босолее, высоко на крутом склоне горы над Монте-Карло, находившемся на территории Франции, а не в Монако, и добраться в который можно было только с помощью фуникулера или по зигзагообразной дороге.

Вскоре приехали артисты из Петербурга, Москвы, Варшавы и Парижа; и мы можем себе представить тот восторг, с каким эти северяне, некоторые из которых никогда не видели моря, воспринимали Средиземноморье, смотрели на олеандры и бугенвиллеи в цвету, на каскады розовой и красной герани, ниспадающей со скал. Но их