такой стиль тем, что, мол, никто не возмущается, когда люди общаются с матерком, а почему же тогда эти же люди лицемерно возмущаются и вопят о непечатном напечатанном слове? Так называемая интеллектуальная среда часто пользуется матом, и даже в их устной речи это выглядит достаточно нелепо. Литературная речь и мат в таких случаях не сплетаются в одну канву и видно, что человек или «выдрючивается», или старается казаться «в доску своим».

А уж письменная речь: что написано пером… И то, и другое достаточно противно и фальшиво. Замусорили и загадили всё, что могли, теперь и к литературе подобрались. Что-нибудь можно чистым оставить? Есть такое понятие «чистый литературный язык»… Мало ли, как и кто в сердцах ругнется, но к чему сваливать этот мусор на постороннего человека, на беззащитного читателя?

Но… я противоречила бы сама себе, если бы не заметила одной странной особенности просто русского языка. Не литературной, правильной, выхолощенной, пафосной речи, а именно разговорного языка. Иногда выражение матом так часто определяет нормальное человеческое ощущение в данный миг, что даже и не кажется грубым. «Старый добрый русский мат» – это тоже часть языка, причем очень сильная. Другим, обычным словом некоторые эмоции уже не обозначишь: вот, например, выражение удивления: «очень удивился», «был в шоке», «огорошен», «остолбенел», сделал что-то уж совсем неподобающее к случаю. В великом и могучем русском языке можно подобрать кучу синонимов, но если говорят не просто «удивился», а «ох…л», то в тот момент с человеком произошло именно это.

Он был не о-о-о-очень удивлен, не ошарашен, а именно ох…л!

И тут уж понимаешь, что с ним произошло нечто экстраординарное, что он… Нецензурное слово иногда помогает объяснить внутреннее состояние человека, как никакая другая лексика. Не подумайте, что я оправдываю или пропагандирую нецензурщину, но иногда такие синонимы можно простить: «Этот Василий Алибабаевич, этот нехороший человек, уронил мне на ногу батарею, падла!»

А если матерщину принять за основу разговорного или печатного языка, она становится такой же скучной, выхолощенной и неинтересной,

как и старательно причесанный сухой язык бюрократических документов. Тогда уже определения «удивился» и «ох…л» будут казаться одинаковыми, исчезнет изюминка неожиданности. Думаю и надеюсь, что в конце концов количество матерщины исчезнет и появятся (и появляются) качественно новые, другие жаргонные словечки. Будет пополняться интернетский жаргон. Время идет.

Так вот, письма домой я писала объёмные, судя по откликам, интересные, находила нужные слова, выражения, оценки и, замечу, они были интересны и без фольклора. Неинформационные впечатления тоже иногда записывала в свою толстую записную книжку, хотя они были такими яркими, что их можно было не фиксировать, разве что конкретные даты или фамилии. Они оставались яркими и запомнившимися на всю жизнь. Алёнушка мои письма сохранила, да потом при очередной разборке хлама я посчитала их ненужными и сожгла. Вот глупая! Сейчас они бы очень пригодились и освежили воспоминания.

Мужа ведь первоначально планировали направить в другую латиноамериканскую страну. Он три года упорно учил испанский язык, и я немного в нём поднаторела. Но там не было школы при посольстве, а мы не хотели сразу оставлять Алёнушку (9 лет!) в интернате МИДа или у тётушки в Перми. Витя попросил, и это был смелый поступок, направить в страну, где есть хотя бы начальная школа. Но я всё-таки думаю, что просьбы выпускников не учитывались, а все было вызвано служебной наобходимостью.

Тут и нарисовался Рио-де-Жанейро. А там португальский язык. «Ничего, на месте выучите». Ладно, выучим, база-то есть. Увы! База базой, но это два абсолютно разных языка. Вот, например, русский и белорусский: помните, как я перевела про «конiка и зэлэну луговыну»?

То-то и оно, прочитать вроде и легко, можно даже кое-что понять, но говорить! Ну, у Виктора Ивановича, моего талантливого и умного мужа, наличествовали способность к языкам и усидчивость, это передалось дочерям. У меня же наличествовало языковое нахальство, что тоже немаловажно: я не стеснялась пользоваться небольшим запасом слов, вспомогательными глаголами плюс инфинитив и тоже постепенно осваивалась.

Мне хотелось посмотреть город, а отсутствие языка всегда тормозит все действия, даже передвижение на автобусе. Тем более, что городским транспортом нам не рекомендовали пользоваться. Вот очередное лицемерное слово, бывшее тогда в обиходе: «Не рекомендовано». Что?

Кем не рекомендовано? Не рекомендовано – и всё! Читай – ЗАПРЕЩЕНО! На эти рекомендации женщины смотрели сквозь пальцы и темные очки, всё равно у них личного автотранспорта не имелось, хотя многие умели водить машину и имели водительские права. Жены иностранных представителей, но не из стран социалистического содружества – там тоже была беднота – лихо водили свои личные тачки, в общественном транспорте не нуждались и презирали его. Из наших, кто хорошо знал город и более-менее освоил язык, спокойно передвигались на автобусах, не афишируя этого, но особенно и не скрывая. А что делать? Автомобили «Фольксваген», такие милые бежевые жучки, были только у двух инженеров торгпредства: у Курьянова, т.е. у моего супруга, и у Фёдорова, один из ГРУ, другой из КГБ. Ну, и у торгпреда и его замов тоже, конечно, были.

А остальные пользовались общим разгонным «Комби» или, по просьбе, автомобилями замов. Это тоже не прибавляло благожелательности к двум нахлебникам из военных ведомств, особенно в выходные дни, когда, усадив свое семейство в машину, они отправлялись куда-нибудь за город. Конечно, членов коллектива приглашали составить компанию, но все равно они чувствовали себя обделенными, т.к. основную работу по продажам делали-то они, а не Курьянов или Фёдоров. Уже наличие автомобилей у двух рядовых работников в советском представительстве разделяло коллектив на «чистых» и «нечистых». Я, было, стала выяснять у мужа, как же так, ведь местным органам можно моментально вычислить, «ху есть ху». Виктор засмеялся и сказал, что это и без автомобилей яснее ясного, в Москве тоже такие же липовые представители и их тоже знают, просто надо не попасться с «краденой серебряной ложкой» в кармане.

Вот такие взрослые мужские игры… И за них ещё и деньги платят.

Что касается, так называемых, агентурных сводок, то это важное, но мало увлекательное чтиво, и понятное только тем самым специалистам, каким являлся мой супруг. Составить такую сводку занятие трудоёмкое и требующее повседневного скрупулезного труда и внимания, особого неординарного мышления. Они, как правило, состоят на две трети из слухов, которые тоже надо знать и просеивать, догадок, предположений, сообщений из даже не заслуживающих доверия источников, просто оброненных невзначай слов в разговоре ну и, конечно, от информаторов. Недаром в голову «студентов» ГРУ втемяшивают: «В разведке нет мелочей». Следуя этому правилу, даже самый неудачливый,