принципу: сегодня – как-нибудь, а вот завтра…, завтра я уж поживу ого как! Считали, что вот тут они живут как бы начерно, а вот когда приедут в Союз… вот там они развернутся, всех поразят-сразят-уложат наповал и заживут, наконец, так, как надо.

А как надо?

Все сначала собирали на машину – это была мечта каждого, и мы тоже не явились исключением.

Автомобиль «Волга», был в то время самый что ни наесть престижный в Союзе. Его можно было купить или по особому заказу, или как чуть ли ни премию от Правительства, или за валюту в специальном магазине «Березка» для избранных. А законно, вожделенную валюту можно было заработать, только будучи за границей. Вот все – артисты со своими спектаклями, ученые со своими наработками, художники со своими выставками, писатели, рабочие на стройках интернациональной солидарности и помощи трудящимся всех стран, кагэбэшники и гэрэушники – словом все, кому повезет, стремились заработать эту чёртову валюту.

Но ведь всё должно быть в меру, тем более мы приехали в очень удачный финансовый момент: новый президент только что произвел денежную реформу, она оказалась такой же простой, как и у нас при Хрущеве: у крузейро отбросили последний ноль, и цены стали якобы в 10 раз дешевле. Они действительно стали меньше, но конечно не в 10 раз! А до этого момента все советские представительства во всех странах, и наше в Рио тоже, несколько лет тщетно бомбардировали Министерство финансов, Министерство иностранных дел и связанные с этими вопросами структуры, тот же Внешторг, о необходимости повышения зарплаты работникам. Посылались фактические обоснования, слёзные просьбы, требовательные запросы, отчёты, списки с перечнем продуктов и самых необходимых продовольственных и промышленных товаров с чеками цен. Исписали горы бумаги, чтобы доказать невозможность существования приличного представительства с имеющейся у людей зарплатой. На госслужбе вообще приняты длительные бюрократические проволочки и процедуры, зато и ответственность коллегиальная. Не прошло и 3-4 лет, как денежное довольствие работникам повысили вдвое, а тут буквально за месяц до повышения зарплаты (пока согласовали, подписали, пока долгожданное разрешение пришло) президент в Бразил вдруг и понизил цены. Сделано это было так же просто, как и у нас при денежной «реформе» Хрущева – отбросили прочь один ноль, как я уже сказала, – вот и вся реформа.

А решение-то в нашем Минфине уже подписано! И его не отменишь, не вернешь, иначе прослывешь человеком, не вникнувшим в существо дела, не продумавшим ситуацию, попросту непрофессионалом, и вылетишь из Министерства с тёпленькой выездной должности. Стрелочника всегда можно найти на обычном производстве, только в высших эшелонах: ляп затрут, замнут, сделают вид, что этот ляп так и был задуман! Конечно же, решение никто не отменил. Вот такой получился славный «пердюмонокль», как сейчас постоянно употребляет это французистое слово в своих иронических детективах госпожа Донцова! Восторгу посольских и торгпредских не было предела. А тут и мы явились к началу реформы… Появились даже свободные деньги, если так можно сказать вообще о деньгах. Неплохо, неплохо!

В Бразилии впечатления наслаивались одно на другое, так, что их невозможно было даже систематизировать. Делать записки о таком интересном городе я начала почти сразу, но не постоянно, а так, кое-что, чисто цифровой или географический материал, имена, названия или, когда от впечатлений просто распирало. Я писала длинные, пространные письма сестре и Валентине, своей золовушке. Причём сестре описывала события, людей непосредственно в торгпредстве и бразильцев, поездки, походы на пляж и по достопримечательным местам, в магазины, в гости так обстоятельно и подробно, что она специально собирала друзей и читала им мои письма «оттель». Друзья были в восторге. Витиной сестре, я черкала послания покороче, но всё равно по приезде она спросила у меня: «Гала, а ты не пробовала писать?» Она считала меня человеком творческим, видимо, из-за моей неуёмной энергии, фонтана идей, планов, и вдруг предположила у меня наличие таланта писателя. Боже, какой бальзам она пролила на мою душу, я прямо почувствовала запах славы!

Ну, мы пошутили на тему, что если человек талантлив, то он талантлив во всем, имелось в виду, что я еще и рисовать люблю, ах! ах! какой творческий человек! и на этом предположения о моем писательском таланте заглохли, однако записи и память о стране остались. Вот и пригодились, когда решила их как-то перенести на бумагу, как-то систематизировать.

И, смотрите, получается почти книга, своего рода дневник, записки, в которой присутствует последовательность во времени, т.к. сказать «датизм», чего не позволит себе ни один профессиональный писатель.

Зато все понятно: кто, где и когда… Всего лишь запомнившиеся события – интересные, грустные, смешные и не претендующие на высокую литературу.

Замечу, что ирония, чаще всего самоирония – единственное оружие людей застенчивых, в большинстве случаев неуверенных в себе.

Однако, счастлив тот, кто умеет посмеяться над собой! Вот и посмеиваюсь, но герой этих записок всего лишь один, т.е. одна. Наверное, это эгоистично: «я» да «я», но над ней же и шутит она же! Встречая массу людей разных статусов, верований, национальностей, социальных слоев, убедилась, что они абсолютно похожи по своему поведенческому характеру и подчинены главной его черте – «разумному эгоизму», одни в большей, другие в меньшей степени. Всех объединяет общий ген.

Как я уже упоминала, я все же люблю больше рассказывать, чем писать. При устном рассказе можешь интонацией, жестом, мимикой, чуть добавить изюм и перец, корицу и гвоздику – получается вкусное и изысканное блюдо. Или вообще такое заломить, что на бумаге могут гнуть наши Аксенов, Эдичка Лимонов, или наш несравненный Пелевин.

Да и вообще, сейчас СМИ не стесняются в выражениях, может даже и от недостатка словарного запаса или просто от хамства, пренебрежения к читателям и слушателям. Беллетристика утратила благопристойность.

Нет, нет, не ту бесполую речь политиков и чиновников, а уважительную пристойность обращения к своему читателю. Почему-то этакие, якобы, авангардисты думают, что людям понравится мат-перемат, грубые жаргонные словечки, причём иногда такие отвратные, что скулы сводит. Считают это даже неким особым шиком: вот-де какой у меня свободный от других ханжества лексикон, какая речевая палитра! Да оставьте, господа! Не палитра вовсе, а помойка. Я не воинствующий защитник святости письменного и устного слова, но такие члены Союза писателей со своей «речевой палитрой» просто паразитируют на хамоватой прослойке населения, быдле и жлобье. Хоть часть подобного тиража, но по дешевке, любитель клубнички это чтиво скупит, молодые посчитают, что писатель крут и будут ему подражать, а «писатели, писатели – уборных стен маратели» получат иудину денежку. Они оправдывают