экзистенциализм в психоанализе не оставил без внимания и Жан Лапланш, отмечая, что «влечение к смерти» в настоящее время представляет собой удобное пространство для тех, кто хочет развить в психоанализе любые «романтические», «пессимистические» и в конечном итоге хайдеггеровские концепции. Настало время отказаться от лозунгов и думать самостоятельно.

Другой причиной усиления влияния экзистенциализма выступает заинтересованность аналитиков в вопросе времени. Вслед за Кьеркегором и Хайдеггером время рассматривалось не как самостоятельная величина, но как неотъемлемая часть человеческого бытия. Время означает не что иное, как указание на «временность» существования человека в мире, «конечность» человеческого бытия. Именно эта конечность (читай: смертность) придает человеку уникальность, наполняет жизнь смыслом и потому является одной из самых существенных характеристик бытия.

Экзистенциализм также позволил по-новому взглянуть на понятие «субъекта», «личности». Фрейдовское учение совершило переворот в картезианском понимании человека. Фрейд настойчиво критикует рациональное сознательное начало как центр личности: «“Быть сознательным” есть чисто описательный термин, ссылающийся на наиболее непосредственные и наиболее надежные восприятия. Но дальше опыт показывает нам, что психический элемент, например представление, обычно не осознается длительно», — пишет основатель психоанализа в работе «Я и Оно». На место «рацио» приходит бессознательное, что фактически позволяет говорить о новой антропологии, опирающейся на психоаналитическую методологию поиска и открытия бессознательного. Эта критика «новоевропейского» субъекта находит место и у экзистенциалистов с их диалектикой подлинного и неподлинного существования вообще. Невротизация выглядит как отдаление от подлинности себя самого. В отдельных своих проявлениях антропологическо-экзистенциальный анализ близок к психоанализу, он перемещает «центр тяжести» субъекта с познавательно-сознательной части к неким напрямую неосознаваемым переживаниям — бытия, опыта у философов и бессознательного у аналитиков, хотя, конечно же, знак равенства между ними поставить невозможно.

В целом следует отметить, что экзистенциализм оказал скорее тактическое влияние на развитие психоанализа, идущего по стопам Фрейда. Не принимая мировоззрение и этику Сартра и Хайдеггера, психоаналитики тем не менее заимствовали отдельные понятия, концепции и в целом некий специфический взгляд на предмет человека. Однако для того чтобы проследить влияние экзистенциализма и феноменологии, следует обратиться к изучению творчества каждого аналитика в отдельности.

Говоря об экзистенциализме, следует отметить, что многие философы создавали собственные «версии» психоанализа. Так, например, Ж.-П. Сартр стал автором «экзистенциального анализа»; а П. Рикер предложил собственную интерпретацию фрейдовского учения, основанного не только на клиническом опыте психоанализа, но и на опыте философии. Рассмотрим некоторые небезынтересные положения этих систем.

Жан-Поль Сартр (Jean-Paul Sartre, 1905–1980) стал одним из наиболее узнаваемых французских философов всего двадцатого века. Сартр вошел в историю как автор художественных произведений, яркий политический деятель, а также как один из наиболее видных представителей экзистенциализма (и, вероятно, точно единственный, который открыто причислял себя к этому движению).

Сартр — идейный воспитанник Гегеля, Гуссерля и Хайдеггера, но, несмотря на это, он также испытывает сильное влияние Фрейда. Впрочем, как и для большинства левых интеллектуалов, психоанализ скорее удобная критическая методология, чем действенный способ описания реальности. Признавая заслуги Фрейда, Сартр и подобные ему мыслители тем не менее указывали на принципиальные «ошибки» Фрейда — начиная с неверного полагания цели жизни человека и заканчивая тем, что психоанализу приписывалась «буржуазность» в целом. Для революционно настроенного Сартра это было тем более важное обвинение, потому что целью своего философствования, по крайней мере политической части, он поставил освобождение человека от всякой формы контроля и власти, пусть и бессознательной. Именно поэтому в качестве ориентира он избирает для себя творчество в первую очередь уже упомянутых выше Хайдеггера и Гуссерля. В целом сартровская версия психоанализа близка к экзистенциально-феноменологическому подходу, однако имеет ряд характерных отличий от произведений того же М. Босса или Л. Бинсвангера, за что подвергалась критике со стороны психиатров-феноменологов. К тому же «сартровский анализ» имеет не клиническую, а теоретическую направленность и вырастает из критики психологии.

Проблема психологического подхода состоит в том, что он стремится объяснить общие тенденции патологии, не учитывая специфику конкретного симптома, происходящего из уникального существования человека; описывая структуру патологии или психики, психиатры и психологии не задаются вопросами об особенностях того или иного содержания, например бреда — почему человек воображает себя тем или иным деятелем, почему он видит ту или иную галлюцинацию и т. д. Этому «обезличенному» подходу Сартр противопоставляет экзистенциалистское понимание бытия, которое есть «…бытие неделимое, нерасторжимое — вовсе не субстанция, поддерживающая свои качества как существования низшего порядка, но бытие, которое насквозь есть существование» [418]. Совокупность принимаемых человеком решений, ориентиров, направленности на… формирует человека как «жизнепроект». Философ показывает, что содержание психологических феноменов является частью этих изначально существующих проектов человеческого существования.

Сартровский психоанализ отрицает существование бессознательного. В фундаментальной работе «Бытие и ничто» Сартр указывает, например, что даже понятие бессознательной цензуры в корне ошибочно, ибо цензура всегда уже сознательна. Он пишет: «Как цензура различала бы подавляемые влечения, не имея представления, как отличить их от других? Можно ли понять знание, которое было бы незнанием себя?.. Скажем точнее: всякое знание есть сознание знания»[419]. Таким образом, философ указывает, что человек изначально должен как бы осознавать вредный характер тех или иных мыслей, и только так, понимая это, он может их вытеснять как недопустимое[420].

Место бессознательного занимает отчасти первоначальный проект жизни человека, отчасти тот опыт, что у него уже есть. Отвергая бессознательное как таковое, Сартр противопоставляет ему идею «дорефлексивного сознания» (а не сознательного психического акта). К тому же история человека Сартру представляется результатом его сознательного выбора, а не следствием воздействия особой внешней или внутренней среды. В конечном счете экзистенциальный анализ полагает своей главной целью столкновение человека с неизбежностью выбора как возможности стать по-настоящему тем, кем личность является.

Другой мыслитель и современник Сартра, Поль Рикер (Paul Ricœur, 1913–2005), был одним из наиболее значительных философов Франции и, пожалуй, самым ярким представителем философской герменевтики после Хайдеггера. Несмотря на многообразие увлечений, Фрейд всегда был для Рикера очень важным мыслителем и оказывал на него влияние на протяжении всего творчества.

Психоанализ мыслился Рикером не только как сугубо клиническая практика: особенный характер психоаналитической встречи позволил Рикеру говорить о том, что именно на сеансе, в разговоре между аналитиком и анализантом, происходит открытие или, вернее сказать, «обнажение» «важнейших философских проблем — проблем другого, диалога, интерсубъективности, самости, повествовательного характера человеческого опыта, идеи нарративного построения “Я”…»[421].

Впрочем, осмысление психоанализа не было некритичным: мыслитель полагает, что учение Фрейда направлено на прошлое человека, его историю; фрейдовский психоанализ показывает, каким образом человек выходит из детства, однако не отвечает на вопрос о том, как человек становится взрослым, то есть способным на создание смыслов в