с щелчком закрывается. Протягиваю Митчу бутылку.

– Не знаю, хорошее ли это вино, – признаюсь я. – Редко пью вино.

– Редко или совсем не пьешь? – уточняет он, забирая бутылку.

Почему он так хорошо меня знает?

– Я купил пива. Без понятия, хорошее оно или нет.

– От жажды мы точно не умрем. – Я осматриваюсь. Ноги все еще подрагивают.

Квартира небольшая, но уютная – делаю вывод, окинув ее взглядом. Пахнет помидорами, луком, цитрусовыми и чем-то еще. Потрясающе.

Свет приглушен. Тихо гудит кондиционер. Мне здесь нравится. Диванчик, заставленные полки – незатейливый интерьер.

Митч остается рядом и дает мне время, чтобы обследовать квартиру. Я резко останавливаюсь и выжидающе смотрю на него.

– Мне разуться? Прости, что не спросила раньше, до того, как прошла внутрь.

Он обнимает меня и целует в лоб.

– Я скажу, если что-то не так. Обычно я хожу босиком. Ты можешь оставить туфли или снять, как хочешь.

– Ладно.

– Мне надо на кухню. Составишь мне компанию? Или подождешь здесь?

– Предпочту пойти с тобой. Хочу выяснить, чем так аппетитно пахнет.

Митч проходит вперед, убирает вино и, занявшись приготовлением чего-то в ступке, просит меня следить за тем, что происходит у него за спиной.

Прислоняюсь к кухонной стойке.

– Что это? – спрашиваю я, после чего распознаю авокадо. Это наводит меня на мысль: – Погоди, неужели ты готовишь настоящее мексиканское гуакамоле?

Фыркнув, он бросает на меня недоверчивый взгляд:

– А чего ты ожидала? Что я куплю готовое? Мама даже из Мексики это почувствует и упадет в обморок, как пить дать.

– Она обладает сверхспособностями?

– Да. Особенно если речь идет о еде.

Тихо смеюсь, наблюдая, как Митч разминает авокадо пестиком. Мое внимание привлекают его руки: вены, сухожилия, мышцы, которые с каждым движением вырисовываются все четче.

Проклятье.

Меня не спасти. Как можно терять голову от готовки? Митч очаровывает и возбуждает. Конечно, я и прежде встречала красивых мужчин. Мужчин, которых находила привлекательными. В противном случае я не спала бы с ними. Но с Митчем все иначе. Мощнее. Глубже.

Наверное, я никогда не влюблялась. Или влюблялась, но не так. Не совсем правильно.

Имеет ли смысл говорить о правильном и неправильном, когда речь идет о любви?

Нервничая, переминаюсь с ноги на ногу. От Митча это не укрывается: он вопросительно приподнимает бровь.

– Не бойся. Буррито обязательно будет, но на десерт.

Невольно хихикнув, отвечаю:

– Идиот.

Он усмехается и подмигивает.

– Что у нас на первое? – подыгрываю я.

Он наполняет гуакамоле маленькую миску.

– В качестве закуски – чипсы из тортильи, запеченные с сыром, и домашнее гуакамоле. Затем энчилада, которая тебе очень понравится, и тако. Про десерт ты уже знаешь. Но еще будет бионико.

Заметив мое недоумение, он поясняет:

– Это мексиканский фруктовый салат с кремом, медом, мюсли и кокосовой стружкой. Изюм я не люблю, поэтому всегда убираю, но для тебя немного оставлю. Поверь, это очень вкусно.

– Звучит великолепно, – признаю я, с наслаждением наблюдая, как Митч готовит. Он сосредоточен, но при этом расслаблен. Есть в этом что-то медитативное.

– Ах, миерда! – вдруг ругается он, изменившись в лице. – Хочешь что-нибудь выпить? Вино? Пиво? Вода? Совсем забыл спросить…

Я с облегчением вздыхаю.

– Боже. Я уже решила, что ты поранился или испортил еду. Не пугай меня так.

– Что, по-твоему, было бы хуже? Если бы я поранился или испортил еду?

– Испортил еду.

Выражение его лица не передать. Он прищуривается, пытаясь понять, шучу я или нет.

– Ты пошутила.

– Нет. Совсем нет. Я страшно голодна.

С дерзкой улыбкой придвигаюсь к Митчу, касаясь бедром его бедра – хочу, чтобы он потерял самообладание. Глупая. Я сама давно его потеряла.

Вид у меня серьезный. Взгляд останавливается на губах Митча, и моя решимость улетучивается. Понятия не имею, о чем мы вообще говорили.

Дотрагиваюсь до его губ, не понимая, что делаю. Обвожу их по контуру, ощущая его дыхание, и мне плевать, что он понимает, как сильно я этого хочу.

Мы целуемся – жадно и страстно, как никогда прежде. Митч скользит руками под мою тонкую блузку, касается талии, гладит по бедрам, заставляя задыхаться. Потом без предупреждения разворачивает меня, и я теряю равновесие, не удержавшись на высоких каблуках. Он держит меня, и я знаю, что не позволит мне упасть, но машинально вскидываю руку и хватаюсь за стол. Чувствую, как пальцы погружаются во что-то мокрое, и замираю.

Открыв глаза, смотрю на Митча.

– Ой, – говорю я, быстро дыша, и опускаю взгляд, опасаясь худшего.

Моя рука в гуакамоле. В гуакамоле, который приготовил Митч. Он так старался, а я засунула в миску руку. Прекрасно.

– Ты и правда голодна, раз не смогла дождаться, пока все будет готово, – весело комментирует он, сдерживая смех, и я чувствую, как жар поднимается к лицу.

Что мне теперь делать? Смыть гуакамоле? Снять его с руки и вернуть в миску? Нет, это было бы…

Митч хочет взять меня за руку, но я отшатываюсь и прохожу мимо него.

– Извини. Я в ванную, – говорю я, но не успеваю сделать и двух шагов, как он останавливает меня и притягивает к себе. К сожалению, от этого становится только хуже, потому что я машинально выставляю руки перед собой – и теперь на его белой рубашке красуется гигантский зеленый отпечаток моей левой ладони. Прямо у него на груди.

– Пиво, – внезапно говорю я.

– Что?

– Пиво было бы очень кстати. Или вино. Главное – алкоголь, – бормочу я.

Митч пропускает мои слова мимо ушей. Он не отпускает меня, продолжая глупо улыбаться своим мыслям. Потом без предупреждения слизывает гуакамоле с моего пальца, и я чувствую это прикосновение каждой клеточкой тела. Я проглатываю стон. По крайней мере, вопрос, что делать со всем этим гуакамоле, теперь наполовину решен.

Митч подводит меня к раковине, чтобы я смыла остатки, и мне кажется, еще немного – и я растаю от желания.

Мой взгляд падает на зеленое пятно на рубашке Митча.

– Мне так жаль… – Не задумываясь, тянусь, чтобы снять ее, из-за меня она совершенно испорчена.

Я замираю на второй пуговице. Не только потому, что наконец осознаю, что делаю, но и потому, что Митч мягко, но решительно останавливает меня. Под рубашкой еще один слой ткани.

Понимаю, что это. Как я могла забыть?! Это напоминает мне, что у нас с Митчем много общего. Мой взгляд прикован к компрессионному белью, которое носит Митч, и я делаю глубокий вдох, чтобы набраться смелости и прикоснуться к нему. Не потому, что боюсь того, что скрыто под ним, и не потому, что испытываю отвращение. Нет.