А только потому, что стараюсь не думать, что виновата в этом. Митч – это Митч. Возможно, благодаря случившемуся я стала ценить его больше.

Митч снова меня останавливает. Что случилось?

Смотрю на его руку, сжимающую мою, на кадык и подбородок и, наконец, на нахмуренные брови и серьезное лицо.

– Митч? – тихо зову я и кладу другую руку ему на щеку. – Поговори со мной.

Прошу, поговори. Не закрывайся от меня.

– Не знаю, что сказать, – отвечает он грубым голосом.

– Можно мне посмотреть?

Его взгляд устремлен на меня, желваки двигаются, и по лицу видно, как он борется с собой. После нашего разговора, после всех шуток насчет буррито я думала, что исход этого свидания очевиден. А еще что с Митчем все в порядке. Но я заблуждалась. Как наивно с моей стороны.

Он пытается принять себя и свои шрамы, пусть это дается ему нелегко. Честно говоря, мне тоже. Не так, как ему, конечно, но все же. Каково будет увидеть эти шрамы и не бежать больше от чувства вины, от тяжелых мыслей, от реальности? Но сейчас, с Митчем, это больше не имеет значения.

– Чего ты боишься, Ривера? – Я специально называю его по фамилии, чтобы поддразнить и не дать закрыться. Не хочу, чтобы он думал, что мне не по себе или что его шрамы вызывают у меня отвращение. – Митч? – шепчу и крепко сжимаю его руку, потому что знаю: именно это ему сейчас нужно. Чувство близости и понимания.

На мгновение кажется, что Митч ответит, будто ничего не боится, но он удивляет меня своей честностью:

– Того, что мы оба еще не готовы.

– Давай разберемся в этом вместе? – предлагаю я и вижу в его глазах неуверенность, страх… но также надежду и желание. – Меня не беспокоят твои шрамы. Меня беспокоит мысль, что, возможно, они появились у тебя из-за моей ошибки. Вот что причиняет мне боль. Меня твои шрамы не смущают. Я думала… думала, что потеряю тебя, – признаюсь ему, и с каждым словом мой голос становится тише. – Я колебалась из-за страха тебя потерять, а потом винила себя в этом. Если ты не хочешь близости потому, что не готов, хорошо. Но если ты медлишь из-за меня… То тебе не поздоровится.

Его хватка медленно ослабевает, он отпускает мою руку, и я вздыхаю от облегчения. Но вместо того, чтобы вернуться к расстегиванию рубашки, крепко обнимаю Митча и снова целую. Впиваюсь пальцами ему в волосы и издаю стон, когда он прижимается ко мне всем телом и целует меня как в последний раз.

Он подталкивает меня к выходу из кухни. Смеясь, мы нетвердой походкой добираемся до дивана. Он опускается на подушки и тянет меня за собой, заставляя опуститься ему на колени. Мои волосы падают ему на лицо, и я смеюсь, потому что они повсюду и сначала мне нужно с ними разобраться.

– Ты прекрасна, – говорит Митч хриплым голосом, от которого по моему телу пробегает дрожь.

Стягиваю через голову блузку, немного испачканную в гуакамоле, и бросаю на пол. Митч крепче обхватывает меня за бедра, и теперь я не только вижу его возбуждение, но и чувствую его. Он смотрит на меня с любовью. Для меня это ново, но с ним кажется привычным…

– Я бы сказала, что теперь твоя очередь, – говорю, проглатывая тихое «хорошо?», потому что его взгляд становится тяжелым. Напряженным.

Кивнув, он кладет мои руки себе на грудь и позволяет мне полностью расстегнуть пуговицы его рубашки.

Это не занимает много времени, и вскоре я отбрасываю ее в сторону. Только сейчас понимаю, что под ней скрывается не просто компрессионное белье, а целый компрессионный костюм. Он покрывает плечи, с левой стороны – верхнюю часть руки до локтя и спускается от груди до талии и бедер.

Застежка-молния находится сбоку, на свободной от шрамов половине тела, сверху я замечаю что-то вроде застежки на липучке и тянусь к ней. Очень медленно расстегиваю молнию, ощущая, как компрессионный костюм давит на кожу, что важно для заживления шрамов. Грудь Митча поднимается и опускается. Он смотрит на меня, а не на мою руку. У меня не получится снять костюм без его помощи, но могу сделать первый шаг.

– Давай я, – внезапно говорит он, поднимая меня и усаживая рядом с собой. Потом встает и расстегивает брюки. Сделав глубокий вдох, снимает их и остается в одном компрессионном костюме. Он расстегивает молнию до конца, после чего спускает костюм с правой руки и принимается за левую – поврежденную сторону. Его лицо кривится, и я понимаю, что ему неприятно. Компрессионная одежда очень плотно прилегает к телу, ведь она должна оказывать достаточное давление на кожу и ткани, чтобы те заживали как следует.

– Подожди, я помогу. – Не дожидаясь ответа, встаю и поворачиваюсь к Митчу. В этом есть что-то интимное и ценное, что связывает нас. Шрамы больше меня не пугают, я не волнуюсь. Я благодарна Митчу за доверие. Мы вместе сделаем все возможное, чтобы оставить прошлое позади и сосредоточиться на том, что действительно важно: на нас.

Когда он полностью освобождает левую руку, я делаю дрожащий вдох и выдох. Он замирает, и я тоже. Стоя перед ним, я внимательно смотрю на его тело. Красноватые и белые пятна, покрытая шрамами кожа, стянутая над сердцем. Не сдержавшись, кладу на нее руку, медленно и осторожно, чтобы почувствовать биение.

Тук-тук-тук…

– Как быстро… оно бьется слишком быстро. Будто пытается убежать от чего-то, – шепчу я и про себя чертыхаюсь, потому что не хотела произносить это вслух.

Митч накрывает мою руку своей.

– Или торопится к кому-то.

– Какая банальщина, – бормочу я, и мы улыбаемся друг другу.

Высвободив руку, осторожно провожу кончиками пальцев вдоль шрамов, от плеча к бицепсу и обратно. С каждой секундой Митч дышит все быстрее – и я тоже.

– И? – задыхаясь, спрашивает он.

– И что? – отвечаю я.

– Я… забыл, о чем собирался спросить.

Ничего он не забыл, но не может произнести это вслух или выразить словами. И это нормально.

– Я не думаю о твоих шрамах. Только о тебе, – с придыханием говорю я, вкладывая смысл в каждое слово.

Внезапно он приподнимает меня, подхватив под бедра. Я испуганно вскрикиваю, но он быстро закрывает мне рот поцелуем, от которого у меня перехватывает дыхание. Наши языки соприкасаются.

Все барьеры, которые сдерживали Митча, исчезли будто по мановению волшебной палочки, и он наконец стал тем, кем хотел быть. Тем, кем является на самом деле.

Обойдя диван, он несет меня к кровати, которая стоит