– Это она, да? – спрашивает она Дэниэла, когда он подходит и обнимает ее.

Я не знаю, что мне делать в этот момент – притвориться, что меня нет, или как? Дэниэл смеется и отвечает:

– Эми Байлер, собственной персоной, – и он начинает жестикулировать в мою сторону так, словно я приз в телешоу. – Сексуальная библиотекарь и мать двоих детей, которая вытащила твоего отца из затяжного воздержания.

– Она довольно мила. Живет где-то за городом? – снова спрашивает она отца. На меня она не взглянула ни разу, и я ощущаю ее неприязнь. Что ж, Дэниэл говорил, что она не без шипов.

– Да. И менее чем через месяц она туда возвращается, поэтому сильно не привязывайся.

Все это время я стою рядом и чувствую, что мои руки становятся все длиннее и длиннее, и вот они уже скоро дотянутся до стоп, а я превращусь в лужу и расплывусь по полу.

– То есть мамой мне ее не называть?

– Если ты будешь продолжать в том же духе, она может попросить вызвать ей такси, – острит Дэниэл.

Не в силах выносить это далее, я откашливаюсь. Они оба поворачиваются в мою сторону, как будто я только сейчас вошла в ресторан.

– Я, наверное, сейчас сниму свой плащ-невидимку. Прощу прощения, что так долго стояла и подслушивала ваш разговор – совсем забыла, что он на мне. – И я демонстративно начинаю снимать с себя невидимую накидку и вешаю ее на спинке стула, а затем сажусь напротив Кассандры и протягиваю ей руку.

Она улыбается, но не очень-то приветливо.

– Очень приятно. Я слышала о вас много хорошего, и этим летом благодаря вам я получала от папы гораздо меньше назойливых проверочных сообщений с текстом «как дела?». Хорошее начало!

– Что ж, принимаю комплимент! – нервно произношу я.

– А еще мне сейчас достанется бесплатно суп фо-бо[81], так что я довольна. Вы одобрены, так что мы можем переходить к следующему этапу.

– Ого, какая решительная, – говорю я Дэниэлу. – Она так себя ведет со всеми твоими женщинами?

Кассандра фыркает.

– Все его женщины, очень смешно. А вы смеетесь над его латинскими шутками?

– Что сказал Марк Антоний своему слуге, который гулял с его собакой? – тут же, прокашлявшись, включился Дэниэл. – Шарпей diem![82]

Мы обе стонем.

– Вы первая, кого он привез знакомиться, – сообщает Кассандра.

Дэниэл еле заметно качает головой.

– Я встречался с другими женщинами. Просто не ощущал необходимости привозить их в этот ресторан, где моя дочь сидит в засаде пять дней в неделю.

– Здесь очень хороший фо. – Она смотрит на меня. У нее блестят глаза, как и у Дэниэла, но она кажется более совершенной версией отца, более сильной. И очевидно, что она, как и Кори, остра на язык и скора на выводы. Они бы с ней, скорее всего, поладили при условии отсутствия областей конкуренции. Кори очень любит соревноваться.

– Выглядит вкусно. Можешь и мне заказать? – прошу я ее. – Я не могу правильно выговорить название. В моем исполнении оно звучит фоу-боу – как-то наигранно и неестественно.

– Папа, – говорит она, вежливо посмеявшись над моими лингвистическими загонами, – ты встречаешься с женской версией самого себя?

– Она не знает латынь, но любит те же самые книги и готова по полдня ездить в метро и читать. А еще она притворяется, что не знает ничего про то, в чем мне нравится чувствовать себя экспертом.

– Никуда ее не отпускай! – восклицает Кассандра не без сарказма и поворачивается ко мне: – Папа много обо мне рассказывал? Он дал понять, что я – центр его вселенной?

– Да, – киваю я. – На первом же нашем свидании он сказал мне – что бы ни произошло между нами, ты всегда будешь главной. А потом, когда ты однажды выйдешь замуж и родишь детей, мне придется поселиться у тебя на чердаке и заплетать волосы твоим детям.

Она смеется.

– Но, правда, это обоюдоострый нож. У меня двое детей – Корин и Джозеф. Их детям тоже могут понадобиться прически. Как у твоего папы дела с французскими косами?

И тут она выдает мне информацию, которую не факт что мне нужно было знать.

– Вообще-то, когда мама от нас ушла, – беспечно бросает она, – папе пришлось научиться заплетать мне волосы. И он добился мастерства в этом деле.

Я поворачиваюсь к Дэниэлу, сбитая с толку.

– Я думала, у вас совместное воспитание.

С кем же была его дочь все те ночи, когда мы с ним были вместе? Разве не со своей матерью?

– Сейчас – да, – говорит он. – Джорджия вернулась – почти как твой муж Джон. Только вернулась она женатой на другой женщине.

– Сколько ее не было? – спрашиваю я, едва оправившись от шока.

– Давай посчитаем, Касси?

Она ненадолго задумывается.

– Когда она ушла, я была в первом классе, а когда вернулась – в четвертом.

Три года. Почти как у нас с Джоном, и Дэниэл ни разу не упоминал о произошедшем. Это потому, что тема слишком болезненна для него?

– Было тяжело позволить ей вернуться в вашу жизнь?

Я адресую этот вопрос Дэниэлу, но за него бодро отвечает Касси:

– А я и не позволила ей просто вернуться. Ей пришлось унижаться около года. Я была на нее так зла!

Я сравниваю это с тем, как последние месяцы Кори пытается шантажировать отца айфоном – кстати, к моей радости, Джон быстро развеял ее иллюзии на этот счет – и другими более мелкими вещами.

– Что заставило тебя изменить решение в конце концов?

– Думаю, просто время, – пожимает плечами она. – Я почувствовала, что достаточно поиздевалась над ней. К тому же, мне нужно было, чтобы кто-то возил меня на занятия в шахматный клуб, пока папа на работе.

– Мой сын Джо тоже играет в шахматы, – улыбаюсь я. – И он сейчас как раз с отцом. Нельзя сказать, что он над ним издевается, но я бы поняла, если бы это случилось. Джон исчез из нашей жизни схожим образом, как твоя мать.

Она кивает, и я понимаю, что для нее это не новость.

– Папа говорит, что люди уходят из семьи, когда пытаются убежать от самих себя. Он говорит, что нужно им посочувствовать, потому что в этом случае они рискуют потерять любимых людей, но от себя все равно не убегут.

– Моя подруга Лина говорит то же самое. И еще она бы добавила, что те, кому хватает смирения вернуться и попытаться что-то исправить, заслуживают этой возможности.

– Да, – соглашается Касси, пожимая только одним плечом. – Я знаю, что это было правильное решение. Мама теперь моя лучшая подруга. Сейчас, когда я уже взрослая, – Дэниэл на этих словах вскидывает брови, – я понимаю, о чем все это было, насколько безысходно могут чувствовать себя женщины в Америке, рано ставшие матерями. Все общественные системы поддержки материнства больше не работают. Ты остаешься совершенно одна. Я прочитала об этом две книги и вижу, что матери моих друзей все время ходят какими-то озлобленными, как будто они хотят, чтобы все было по-другому. – Она занервничала, возможно, поняв, как далеко зашла. – И ваш этот хэштег «мамспринга». Такое ощущение, что единственный способ снова почувствовать себя личностью – это убежать из семьи.