– Да, а мое «там» – в другом месте, куда мне скоро нужно вернуться.

– Но сейчас-то ты в его «там». Ты там же, где и он.

Я сижу в крохотном патио в одноруком кресле, и стеклянная дверь настолько близко ко мне, что я могла бы повернуть голову и ее поцеловать. А другое мое плечо касается балконного парапета. Как часто я стала думать, что Нью-Йорк, в котором живет Талия, для меня, как Страна чудес!

– Но скоро я уеду! – Небо надо мной такое яркое, а звуки, которые долетают до этой высоты – сирены, сигналы машин, дрели – все приглушены. – Ты понимаешь, о чем я. Дома я буду «здесь», а для него это – «там».

– Здесь, там… Может, если между вами что-то сильное, он сможет переехать.

– Он не сможет, – вздыхаю я. – Он совместно с бывшей женой воспитывает упертую дочь подросткового возраста. Она учится в «Бронкс-Сайенс» – это чуть ли не лучшая во всей стране государственная школа. Она никуда не поедет. Переезд Дэниэла будет фактически означать его отказ от права опеки.

Лина молчит, и я понимаю, что она тщательно подбирает слова.

– Есть мужчины, которые ради любви срываются с насиженных мест.

Я сжимаю губы.

– Это была не любовь, – отрезаю я. – Думай что хочешь, но я знаю, что Джон убегал не к девушке. Он убегал от нас.

– Я не имела в виду Джона.

Я делаю глубокий вдох, пытаясь наполнить мозг столь нужным ему сейчас кислородом. В воздухе витает аромат корицы и куркумы – кто-то из соседей готовит с открытым окном.

– Наверное, у кого-то так может быть. – Я представляю себе, как Дэниэл пакует вещи, оставляет дочь, и у меня сводит желудок. – Если он уедет от собственного ребенка, я его не приму.

– Боюсь и спрашивать – а ты бы переехала к нему?

– Конечно, нет. Ни при каких обстоятельствах. Никогда.

– Мне показалось, тебе хорошо в Нью-Йорке. И не только из-за свиданий. В твоих сообщениях столько счастья, восклицательных знаков. Два дня назад ты мне даже селфи прислала, как ешь сэндвич с бастурмой.

– Ты хоть видела размер того сэндвича?

– Да. Хороший размер. Я хочу сказать, что городская жизнь тебе идет.

Я стучу пальцами по губам и задумываюсь. Это правда? Мне нравится здесь больше, чем дома с детьми?

Снова накатывает чувство вины – горячее и засушливое, как августовский ветер. Потому что какая-то маленькая часть меня – эгоистичная и плохая – кричит ДА!

– Лина, я сейчас же порву с Дэниэлом. Прямо сейчас.

– Что? Подожди, как это мы пришли к этому выводу? Я хотела сказать тебе, чтобы ты получала удовольствие от жизни, которой ты сейчас живешь, а потом будет потом. Собиралась двинуть речь на тему «жизнь коротка». У меня уже и цитата из Руми была наготове.

– Я порву с ним сегодня. Мне нужно повесить трубку и позвонить ему. – Я пытаюсь встать между креслом и пуфиком, но, встав, понимаю, что ступить мне некуда. Я снова плюхаюсь в кресло, как рыба, бьющаяся о пирс в попытках спрыгнуть в воду.

– Нет, нет и нет. Эми, тебе не нужно с ним рвать. Это глупо.

– Мне нужно вернуться домой.

– Подожди. Как ты пришла к этой мысли? У меня такое ощущение, что мы с тобой говорим каждый о своем.

– Нью-Йорк меня достал, вот и все.

У меня начинается паника. Я хочу попасть в квартиру и не дышать больше воздухом этого города. Уйти с этого нелепого балкона. Я сгибаю ноги, тянусь к двери, отодвигаю ее и выталкиваю себя из кресла внутрь квартиры, чуть не падая на колени. Задвигаю дверь, прижимаюсь к ней спиной и вдыхаю тишину, кондиционированный воздух и полное отсутствие запахов.

Оглядываю квартиру. Талии здесь не было уже очень давно, и сейчас я ощущаю эти комнаты настолько же своими, насколько чужими они были, когда я только приехала. Повсюду лежат стопки моих книг, рядом с ноутбуком – листки бумаги с плодами мозговых штурмов по занятиям. На кухонной столешнице – пакетики соевого соуса, которые скопились у меня с доставок, четыре разных меню на вынос, упаковка моих любимых мюсли, картонная коробка клубники с рынка. У двери – четыре пары обуви и сумка с вещами, с которой я хожу заниматься на велотренажерах. Ощущение, что… я здесь живу. Как будто мои дети уже выросли и живут где-то далеко независимо от меня, а я живу в Нью-Йорке, работаю над повышением качества преподавания читательских навыков, хожу в театры и музеи, ужинаю в восемь вечера и отдаю грязную одежду в платную стирку.

Но это не я. Это не моя жизнь. Я должна вернуться домой, прежде чем снова забуду об этом. Звоню Дэниэлу и попадаю на голосовую почту.

«Дэниэл, мне нужно с тобой поговорить, – говорю я и, понимаю, что, когда он это услышит, у него сожмется сердце, я говорю все как есть: – Мне нужно вернуться домой, в мой настоящий дом. Я… слишком скучаю по детям и… – я замолкаю, думая, что сказать дальше. – Мне кажется, чем дольше мы вместе, тем больнее нам будет. Я думаю, ты и сам знаешь. Мы не говорим об этом всерьез, но мы были обречены с самого начала. – Я замолкаю и думаю, то ли мне повесить трубку, то ли начать заново, перезаписать сообщение, стереть его, передумать, стоять на своем, перестать делать глупости, перестать игнорировать опасность. В конце концов я просто добавляю: – ты дашь мне знать, если у тебя что-то получится с флекстологией?» – и вешаю трубку. Он послушает мое сообщение и рассердится. На его месте я бы точно рассердилась. Он послушает, рассердится и скажет: «Ну и пусть, без нее мне будет лучше», и ему правда будет лучше. И мне тоже. Бессмысленно думать о совместном будущем. Джо двенадцать лет. У меня осталось всего шесть лет до того, как он покинет дом. И каких-то три года с Кори. Я не собираюсь тратить это ценное время на бесперспективные любовные авантюры и пустое хождение по музеям и – что там еще – секс, разговоры в кровати и рогалики? Нет.

Я ощущаю себя полной идиоткой. Мамспринга! Что за бредовая идея! Я бросила детей. Мне должно быть стыдно. Детям нужна мать. Во мне нуждаются дома. Я не могу просто взять, подпрыгнуть и оставить свою жизнь ради симпатичного библиотекаря и вереницы японских ресторанов. Даже то, что я допускала подобные мысли, ставит под сомнение мою репутацию. Мечты о такой жизни означают, что я плохая мать.

Цирк окончен. Пришло время собирать вещи и возвращаться в реальную жизнь.

Я не проверяю почту. Ни на что не отвлекаюсь. Я собираю вещи, рассыпанные по квартире Талии, и пытаюсь уместить их в чемодан. Безуспешно. Журнал накупил мне столько вещей – красивых вещей! Велотуфли, и капсульный гардероб, и щетка из натуральной щетины. Повсюду книги – мои, Дэниэла и из публичной библиотеки. В конце концов я раскладываю вещи по трем коробкам, в которых мне доставляли продукты из службы «FreshDirect». В первой – библиотечные книги, во второй – то, что нужно будет отправить ко мне домой по почте, в третьей – вещи Дэниэла. Я пытаюсь упаковать все как можно аккуратнее, несмотря на суету.

Потом я вдруг вспоминаю: я же еду домой с пустыми руками! А я не могу поехать домой с пустыми руками. Мне нужно привезти детям из Нью-Йорка какие-то хорошие вещи. Почему я за все это время ничего им не купила? Последние два месяца я жила так, как будто у меня вообще нет детей! Ходила на свидания со стариканами, мальчиками и всеми теми, кто в промежутке, покупала вещи себе и ходила каждый день в спортзал, как будто я какая-то супермодель! Читала книги, ходила в театр, любовалась предметами искусства. Устроила себе курортный роман! Чем я лучше Джона?