— Я понимаю Кучулуга,— неожиданно заметил Север.— Халима красива, умна, молода, деятельна… Чем-то она напоминает тебя…

— Ну спасибо!

— Да, да! Только в ней будто все наоборот! — поспешил объяснить Север, видя, что подруга его начинает злиться.— Не только волосы черны как ночь…

— Но и душа,— успокаиваясь, договорила за него Соня.— Мне жаль Кучулуга,— добавила она грустно, и буря так и не разразилась.

* * *

На этот раз в подвал спускались вдесятером, прихватив с собой пятерку слуг.

Двое из них тащили плетеные корзины с глыбами странного синего льда, еще двое вооружились обрывками холста и ломами, в то время как пятый шел впереди, освещая дорогу факелами.

Еще наверху, едва только отворили ведущую в подвал дверь, Север почувствовал, как в лицо ударила волна холода, которая вскоре окружила их со всех сторон. Едва спустившись вниз, Кучулуг восхищенно присвистнул, окидывая взглядом пустое просторное помещение.

— Кто говорил, что здесь баня? — громко поинтересовался он, нарочито зябко поеживаясь.

Соня удивленно осмотрелась. Пол, каменные блоки стен, плиты перекрытия — все, словно густым мхом, обросло толстым, в палец толщиной, слоем инея.

— Да, вовсе не жарко,— кивнул Вожак, в то время как сопровождавшие их воины во все глаза смотрели на колдунью и на то, что она сотворила своими руками.

Сама же Халима даже не улыбнулась: что-что, а принимать восторженное поклонение окружающих она умела.

— Придется отогревать,— заметил Кучулуг.

— Я бы позаботился об этом заранее,— заметил сотник,— но не знал, когда вы приедете. Да и распоряжений на сей счет вы не оставили.

— Как начнем отогревать,— возразил Север,— иней потечет и застынет в проемах. Проще оббить. Молот найдется? — обратился он к сотнику.

Тот молча кивнул одному из своих людей, и парень стрелой рванул наверх. Оставшиеся молчали. Дыхание паром вырывалось из ртов, поднималось к потолку и оседало на нем, наращивая слой искрящегося инея. Все ждали, и никто не решался нарушить тишину, досадуя на дурацкие качели,— то в жар, то в холод — из-за которых стоит на месте дело. Теперь, приглядевшись, Север увидел, что на полу слой инея все-таки тоньше. Во всяком случае, очертания двери четко прорисовывались сквозь снежное убранство, неожиданно придавшее стальной преграде по-зимнему праздничный вид.

Наконец откуда-то сверху раздался топот ног, и по лестнице едва ли не скатился молодой воин с огромным кузнечным молотом в руках. Тяжелые удары обрушились на стальную плиту, иней, крошась, посыпался с потолка и в свете факелов заискрился всеми цветами радуги, укрывая тонким слоем головы и плечи людей.

— Довольно! — Север поднял руку, останавливая молотобойца, и парень застыл, опустив свое орудие на пол.— Поднимайте! — скомандовал Вожак.

Двое слуг вставили стальные ломы в скобы, служившие рукоятями, и, пользуясь ими как рычагами, с резким уханьем рванули их на себя. Раздался резкий щелчок, говорящий о том, что последняя преграда сломана, и плита тяжело приподнялась, со скрипом поворачиваясь в петлях. В тот же миг огненный факел вырвался из образовавшегося проема и охватил молотобойца.

— А-а-а! — терзаемый ужасом и болью, закричал он, в то время как окружающие его люди замерли в оцепенении.

Стальные стержни вырвались из мгновенно ослабевших рук его товарищей, и дверь с грохотом упала на прежнее место. Парень столбом пламени заметался по комнате, ничего не соображая от боли, и только Север, единственный из всех, не растерялся. Он словно ждал чего-то подобного. Ударом кулака Вожак сбил несчастного с ног и тут же накрыл его сдернутым с плеч плащом.

Крик мгновенно стих, да и пламя погасло неожиданно быстро, а когда Север снял с бедолаги плащ, все увидели, что парень практически не пострадал. Только кожа его покраснела, опаленная жаром, да одежда продолжала дымиться, но в остальном он выглядел совершенно нормально.

— Это боги! — не своим голосом закричал один из тех, кто орудовал ломом.— Боги не желают, чтобы мы спускались в подземелье!

Лицо его исказилось ужасом, руки тряслись.

— Умолкни, глупец! — прикрикнул на него Вожак.— Какие еще боги?! Я погасил огонь, а под силу ли мне, простому смертному, перечить воле богов?!

— Это боги! — продолжал шептать тот, впрочем, не столь уверенно, как прежде.

— Угомонись! — уже спокойнее проговорил Север.— Мы действовали опрометчиво и едва не поплатились за это. Простая человеческая самоуверенность/а боги здесь не при чем.

Он серьезно посмотрел на парня. Тот не стал спорить, судя по всему, успокаиваясь, и только руки его по-прежнему мелко дрожали.

— Ну? Приходишь в себя? Перестань же, говорю тебе. Вон, бери пример со своего друга,— Вожак кивком указал на пострадавшего,— дымится, а молчит.

Парень и впрямь исходил голубоватым дымком, но никто до сих пор словно и не замечал этого.

Зато теперь слова Севера вызвали приступ истерического смеха буквально у всех. Девять человек смотрели на обожженного товарища и хохотали, словно тот и впрямь отмочил нечто неимоверно потешное. И только когда несчастный вдруг расхохотался сам, все встало на свои места.

— Все-таки ход придется открыть еще раз,— заметил Север, когда все угомонились.— Мы совершенно забыли про лед, а его непременно нужно сбросить вниз.

На этот раз действовали более осмотрительно: боковины прикрыли мокрой холстиной, ломы вставили на прежнее место и по счету «три!» плиту приподняли еще раз. Север и Кучулуг уже стояли по краям, каждый с корзиной льда в руках, и, как только огненная пасть разверзлась, швырнули их в огонь. Плита с грохотом рухнула на место, и лишь растекшееся мокрое пятно на полу напоминало о том, что только что на этом месте бушевало море огня.

* * *

Еще дважды с перерывом в две седмицы открывали лаз, однако пламя хоть и уменьшилось, но гаснуть упорно не желало. Халима сразу поняла, что нужно сбросить еще два куска льда. Только на этот раз к прежнему колдовству Пифия добавила еще какое-то заклинание, заверив Севера, что на этот раз подействует наверняка.

Вожак не стал спорить, тем более что и сам не сомневался в том же: когда они с Кучулугом бросали вниз последний кусок, пламя явно стихало. Минуло еще две седмицы, и лаз открыли вновь — огня внизу как не бывало. Вместо него сквозь прямоугольный проем повалили клубы густого черного маслянистого дыма. Отвратительно воняло горелой плотью и чем-то еще совершенно незнакомым, но Север сказал, что это Кровь Земли, сгорая, дает такой запах.

Стало ясно, что спуск вновь откладывается. Даже в подвале замка через пятнадцать ударов сердца стало нечем дышать. Дверь, а вернее — люк, снова закрыли и, помогая друг другу, люди с трудом выбрались на солнечный свет, задыхаясь и кашляя, а потом долго приходили в себя от удушливого смрада и от кошмарной боли, которая сдавила голову каждого крепким обручем.