сценами из Евангелий и из жизни святых. Эти потрясающие росписи почти наверняка были созданы по заказу аббата Гуго, и нечто подобное, но с гораздо большим размахом, скорее всего, можно было наблюдать в Клюни III. Записи начала XII в. позволяют составить представление о роскоши внутреннего убранства и обстановки аббатства: известно, что семья Генриха I Английского подарила обители серебряные канделябры и прекрасные колокола. Клюни III стала невероятным достижением, а ее влияние археологи прослеживают во многих сохранившихся романских постройках от Англии до Польши и Венгрии.

Но хотя Клюни стала настоящим чудом нового монашеского мира, она была крайне далека от изначального аскетичного идеала реформированной бенедиктинской практики. Монахи, которым состоятельные клиенты щедро платили за неустанные моления о спасении души, носили одежды из тонкого полотна и хорошо питались. Сложные, тщательно продуманные и прекрасно исполненные богослужения были произведением сценического искусства. Возможно, у рядовых братьев болело горло от постоянных песнопений, но их руки не огрубели от тяжелого труда, давно перепорученного монастырским зависимым крестьянам. В стенах аббатства можно было найти богатейшие библиотеки, винные погреба, огромные коллекции святых реликвий в усыпанных драгоценностями реликвариях, а также собрания прекрасной живописи и скульптуры.

Клюнийские монахи были учеными. Их настоятели были святыми, но люди вокруг понемногу начинали роптать. История совершила полный круг.

Новые пуритане

Гуго Клюнийский достиг пика могущества, и порой казалось, что под его дудку пляшет почти вся Европа. Влияние Клюнийского аббатства – и личное влияние Гуго – не знало границ. В 1050 г. немецкий король и император Генрих III просил Гуго стать крестным его сына и спросил у него совета, как назвать ребенка. Гуго согласился на просьбу, хотя подошел к делу без особой фантазии: ребенок вырос и стал императором Генрихом IV. Когда нормандский герцог Вильгельм Бастард в 1066 г. вторгся в Англию и завоевал ее, он завязал переписку с Гуго и просил прислать ему монахов из Клюни, чтобы основать монастыри в его новых владениях. Французский король Филипп I, в силу образа жизни остро нуждавшийся в духовном руководстве, на склоне лет обратился к Гуго, чтобы расспросить его, как удалиться от дел и начать монашескую жизнь[432]. Гуго даже побывал в Венгрии и нанес личный визит королю Андрашу I. Кроме того, Гуго поддерживал тесные связи с Римом, где интерес к реформам, лежавший в основе успеха Клюни и в целом широко распространенный в монашествующих кругах, развивался и приносил новые плоды стараниями череды пап-реформаторов.

Главное место среди них занимал монах Гильдебранд, который провел детство и юность в Тоскане и Рейнской области, сделал карьеру в папской администрации и наконец, во многом благодаря неутомимому трудолюбию и пробивному характеру, в 1073 г. стал папой Григорием VII. Несмотря на очень разные темпераменты, Григорий и Гуго стали близкими друзьями, и их дружбе не могли помешать даже периодические политические разногласия. Их связывала глубоко укоренившаяся вера в необходимость совершенствования и упорядочения институтов христианской веры и горячее желание поместить церковь в сердце повседневной жизни западных королевств.

Яростное стремление Григория исправить церковь и установить папскую власть во всех христианских королевствах вызвало в Европе серьезные политические волнения. Когда Григорий начал войну с крестником Гуго, императором Генрихом IV (этот конфликт называют борьбой за инвеституру, поскольку он разгорелся из-за права светских правителей назначать епископов – от латинского investio, «облачаю»), Гуго оказался в каком-то смысле между двух огней. Он очень сочувствовал Григорию, но он сохранял дружелюбные личные и политические отношения с обеими сторонами конфликта. Гуго изо всех сил старался оставаться беспристрастным и несколько раз предлагал свои услуги в качестве посредника. Однако по большому счету все, что он мог сделать, – это оставаться в стороне от безобразной ссоры и надеяться, что со временем на сцену выйдут новые лица и обстоятельства, которые позволят решить проблему[433]. В конечном итоге так и произошло. В 1088 г. клюнийский монах Одо из Шатильона, бывший заместитель Гуго в Клюни, был избран папой Урбаном II. Его усилиями необузданная энергия, породившая спор об инвеституре, нашла выход в новом эксперименте – Крестовых походах, следующие двести лет игравших огромную роль в жизни монашества и вообще в западной истории. К ним мы вернемся в главе 8. А пока Гуго и Клюнийское аббатство столкнулись с иными трудностями.

В 1098 г., под конец четвертого десятилетия Гуго в должности аббата, небольшая группа недовольных монахов и отшельников из Молема в Бургундии решила вернуться к аскетическим первоосновам и найти место для поселения, где их община могла бы жить во всей чистоте и строгости бенедиктинского устава. Они выбрали Сито́ – в высшей степени непривлекательный болотистый участок примерно в 130 км к северу от Клюни, недалеко от Дижона – и основали там новый монастырь, постаравшись сделать свою жизнь в нем как можно менее комфортной (а значит, как можно более благочестивой). Под руководством первого настоятеля Роберта Молемского и английского реформатора по имени Стивен Хардинг монахи Сито вернулись к истокам: тяжелый труд, скудная пища, суровая обстановка, социальная изоляция, много молитв и никакого веселья.

Задним числом кажется вполне закономерным, что эта небольшая группа воинов духа, собравшихся в Сито (по латинскому названию этого места Cistercium их стали называть цистерцианцами) в конце концов похитила славу Клюни. Такова извечная история радикальных движений. Однако цистерцианский аскетизм (как и клюнийский в свое время) никогда не стал бы настолько популярным, если бы у движения не было яркого лидера. Путеводной звездой цистерцианцев стал богатый молодой бургундец по имени Бернард. Он родился около 1090 г., еще подростком вступил в орден вместе с парой десятков состоятельных друзей и вскоре стал новой суперзвездой религиозной жизни и мысли. В 1115 г. Бернард основал собственное цистерцианское аббатство в Клерво и завязал активную переписку со всеми людьми, с которыми когда-либо общался Гуго Клюнийский (и не только с ними). Среди его корреспондентов были папы, императоры, короли, королевы и герцоги, а также вольнодумные молодые священники и беглые монахини.

В 1140-х гг. Бернард, как мы увидим далее, стал рупором Второго крестового похода. Кроме того, он был инициатором создания военного ордена тамплиеров – рыцарей Храма. Гуго Клюнийский видел, как его сподвижник стал папой Урбаном II – Бернард Клервоский торжествовал, когда один из его протеже стал папой Евгением III. Если Гуго носил обычную черную одежду бенедиктинцев, Бернард облачился в цистерцианский белый цвет, символизирующий чистоту. И если Гуго представлял величие, чувственность и аристократизм бенедиктинского монашества, Бернард выступал за простую жизнь, в которой не было места искусству и философии, сложным обрядам и дорогостоящим архитектурным проектам. Из этих взаимоисключающих подходов в конечном итоге мог победить только один.

Бернард много лет переписывался с преемником Гуго в Клюни, знаменитым