— Кейн…

— Я готов поговорить с тобой на любые темы, Эрика, но все сложные вопросы мы оставим на потом.

— Как ты узнал, что… — я запинаюсь, но, к счастью, мне не приходится заканчивать эту сложную фразу.

— Твоя подруга догадалась мне позвонить.

Кристин. Господи, чтобы я без нее делала. Мой взбалмошный ангел-хранитель.

— Помню, ты как-то назвал ее дурой.

Губы Кейна трогает едва заметная усмешка.

— Видимо я ошибался.

Я поднимаю глаза вверх, несколько секунд гипнотизируя оставшуюся треть капающего раствора и прислушиваюсь к своему телу. Ноющая боль внизу живота практически стихла, и я позволяю себе думать, что для нас с малышом это хороший знак.

— Как ты жил все это время, Кейн? - шепчу, переводя взгляд по белый свет потолочного плафона.

— Об этом поговорим потом.

— Почему?

— Потому что это уже вопрос из категории сложных.

глава 47

— Отслойка уменьшилась, частота сердечных сердцебиений почти пришла в норму, — удовлетворенно говорит врач-узист, уже знакомым движением протягивая мне салфетку. — Вы хорошо поборолись за своего малыша, Эрика.

Меня захлестывает волна невероятного счастья, и я не могу вымолвить ни слова. Просто трясу головой и глотаю новую порцию слез, на этот раз слез радости. Чуду все-таки есть место в жизни. Главное в него верить.

— А что будет теперь? Меня выпишут?

— Это решит доктор Монро, но вряд ли все произойдет так быстро. Пусть основная угроза миновала, но будет лучше вам какое-то время находится под присмотром.

Я и не думаю спорить. Я готова провести в больнице всю оставшуюся беременность, если буду знать, что так будет лучше для малыша.

Меня отвозят в палату в кресле-каталке, потому что врач категорически запретил мне ходить, и помогают лечь. Я нахожусь в госпитале уже пять дней, и каждый из них ощущаются как новый этап моей жизни. В той, где я нахожусь под присмотром здешнего персонала, блокирую все негативные мысли во благо малыша и каждый день с нетерпением жду вечера, потому что по вечерам ко мне в палату приходит он. Отец моего ребенка и мужчина, которого я безумно люблю.

Но сегодня я не могу ждать вечера, потому что хочу поскорее сообщить Кейну радостную новость. Я знаю, что доктор Монро регулярно созванивается с ним информируя о моем состоянии, но сейчас я планирую ее опередить.

Начинаю набирать сообщение, но затем останавливаю себя и звоню. В конце концов, это новость достойна того, чтобы сообщить лично.

— Да, Эрика.

— Я только что была на УЗИ, Кейн… — от волнения речь звучит сбивчиво, а голос дрожит, — Отслойка уменьшилась, и это… я очень счастлива сейчас, и хотела сообщить тебе первой.

В трубке повисает короткая пауза, в время которой я пытаюсь восстановить дыхание и просто жду ответа.

— Спасибо, что позвонила мне. Я приеду сразу, как освобожусь.

Вернув телефон на тумбочку, я беру книгу, которую привезла мне Кристин, но читать совсем не получается. Слишком сильна во мне радость вперемешку с волнением от скорой встречи с Кейном. Все эти дни, когда он приезжал ко мне, мы общались на отвлеченные темы: я рассказывала о своей работе, Кейн говорил о строительстве торгового центра с большим развлекательным кортом и закупке нового оборудования для его завода в Аризоне. И пусть по содержанию его речь больше походила на текст статьи из делового журнала и изобиловала большим количеством неизвестных мне терминов, я наслаждалась каждой минутой, ведь именно этим Кейн и живет. Работа — это главная составляющая его жизни, и он делился ей со мной.

Как Кейн и сказал, мы обходили любую тему касательно наших с ним отношений и судом над моим братом, и даже оставаясь в одиночестве я старалась об этом не думать. Борьба за жизнь ребенка вышла на первый план и мне важно было пребывать в спокойствии.

Сейчас же все тревожные мысли подняли свои головы и зажужжали словно беспокойный улей. Мои душа и сердце одновременно требовали ответов и страшились их получить. За эти дни я так привыкла видеть Кейна рядом, что стала забывать, что за стенами больницы у него своя жизнь, в которой мне и моему ребенку возможно, вовсе нет места.

Чтобы отвлечься, я снова беру в руки телефон и быстро набиваю сообщение Кристин:

«Отслойка уменьшилась. Врачи говорят, что это хороший знак, и, возможно, нас скоро выпишут из больницы»

«Круто, мамочка! Черт, я так рада, что у меня тушь потекла. А что счастливый отец на это сказал?»

« Поблагодарил, что я ему сообщила”

«Колдфилд это Колдфилд»

Я представляю, что в что в этот момент Кристин картинно закатывает глаза и не удерживаюсь от улыбки. Наверное, Кейн и, правда, мог бы менее лаконично в своем ответе, но вряд ли это стоит того, чтобы обижаться. В конце концов, он приезжает ко мне после работы каждый день и проводит в палате по несколько часов, хотя и устает.

Скрип входной двери отвлекает меня от телефона, и при виде вошедшего сердце начинает молотить горячей радостью, а улыбка становится еще шире. Кейн.

— Как самочувствие? — задает он привычный вопрос, опускаясь на стул, на что я по-глупому молчу, не в силах перестать улыбаться тому, что он здесь так быстро. Что, возможно, бросил все дела, чтобы приехать ко мне.

— Видимо, и, правда, лучше, — заключает он, не дождавшись моего ответа, снимает с плеч пиджак и вешает на спинку стула, оставаясь в белоснежной рубашке. Жадно скольжу глазами по его лицу: проступающей на скулах небритости, яркому контуру губ, и мучающий меня вопрос вылетает изо рта сам собой:

— Ты сейчас с Алексой?

Я не жалею о нем, потому что мне необходимо как можно раньше уберечь себя от океана иллюзий, возле берега которого я топчусь с той минуты, когда мне сказали, что мое состояние стабилизировалось. Настраиваю себя, что какой бы ответ Кейн мне не дал, я его приму с достоинством, потому что теперь в моем животе есть самая сильная в мире поддержка. Вот только ладони все равно влажнеют, в пульс туго барабанит в горле. Но по-другому, наверное, и быть не может, когда любишь человека так, как люблю его я.

Кейн фокусируется на мне глазами и, оценивающе очертив контур лица, негромко произносит:

— Нет, я не с Алексой.

Горький опыт из прошлого подсказывает не радоваться раньше времени, поэтому, сжав в кулаки пальцы от фантомной боли, я решаюсь задать свой следующий вопрос, ответ на который, возможно, разотрет меня в пыль.

— Ты спишь с ней?

— Нет, не сплю, и никогда не спал.

Дышать тяжело, почти невозможно. И я еще думала, что смогу с достоинством принять от него любой ответ. Какая чушь. Рядом с Кейном все слишком остро, нестерпимо. Ты можешь быть либо бесконечно счастлив, либо захлебываться от тоски и боли.