тут,

Вор, весельчак, бездельник, плут, —

Дразнит, дурачит честной народ,

Душу из пяток у девок рвет.

Ох, ребятушки начеку.

Ох, висеть ему на суку.

Что понравится — все готов

Из чужих тащить сундуков,

Своего добра не нажил,

На ножи его, на ножи!

Сколько раз ему говорили:

«Мало мы тебя хоронили!

Ты кончай свои трали-вали,

Песен сроду здесь не слыхали!

Нам здесь привычней смех чертей,

Вой домовых да хруст костей.

Уши забиты у нас землей.

Даже звонарь, вон, и тот глухой!»

Смерть кудрявому! Он один.

Жить-дышать ему не дадим.

Чтоб порвать не мог наш аркан,

По рукам ему, по рукам!

От забот пустых, от хлопот —

Камень в лоб ему, тряпку в рот!

…Вот и кончена песня с пляской.

Туча — по небу — грязной кляксой.

Эй, ребятушки, выпьем браги!

Вечным сном цыган спит в овраге!

Нету его, а мы живем,

Дальше друг другу горло рвем.

Слабые дохнут, в земле гниют,

Мертвому пряник, живому кнут!

Кто топор у нас рвет из рук —

Под каблук его, под каблук!

Кто там шастает под окном —

Кистенем его, кистенем!

Кто к нам с песнями на порог —

Вилы в бок ему, вилы в бок!

1984

«Девкам пол пятки жжет…»

Девкам пол пятки жжет,

С ними невпроворот

Будет нынче возни и мороки,

Ну и ну, стыд и срам,

Девки рвутся к дверям,

По деревне идут скоморохи!

Край задумчив наш, тих,

Но от хохота их

Бревна гнутся в домах, дохнут блохи,

Мухи мрут. Ну-ка, встань,

Беспробудная пьянь,

По деревне идут скоморохи!

Не пожар, не гроза,

Но сегодня глаза

Мы с утра рукавами протерли,

Брага в каждом ковше,

А у нас на душе

Страх и скука, как пальцы на горле.

Веселее, звонарь,

Разгуляйся, как встарь,

Медный колокол свой раскачай-ка!

И, как пьяная в дым,

Перебором шальным

Отзовется вдали балалайка.

Лезем к свету из нор, Не хотим под топор

Мы теперь подставлять свои шеи,

Что нам плеть, что нам кнут,

Скоморохи идут,

Подыхать нам уже веселее!

За околицу, к ним,

Слушать песни хотим,

Эй, десятник, дела твои плохи,

Хватит жилы нам рвать,

Хватит ребра ломать,

По деревне идут скоморохи!

1984

«Залетного соколика свинтили с потрохами…»

Залетного соколика свинтили с потрохами —

Ванюху-конокрада из соседней слободы,

Его в углу урядники месили сапогами,

И пол дрожал и гнулся от веселой чехарды.

И он порвал веревки, и конвой за ним в погоню

К реке по снегу кинулся, оскалясь, как в бреду.

Они его догнали. Он об щеки грел ладони.

И самый злой и старший расстрелял его на льду.

А тот, второй, сутулясь от похмелья и печали,

Цеплялся за березу, и зубами скрежетал,

И в ухо выл товарищу: «Ведь мы его догнали,

И он стоял, как вкопанный, зачем же ты стрелял?»

А после — панихида, и от храма до погоста

Народ, чихая в бороды, за гробом ковылял,

И дьяк, хмельной и скрюченный, одетый не по росту,

Скулил, вопил на холоде: «Зачем он, гад, стрелял?»

И он, сполна одаренный монетой медной, звонкой,

Сидит и пьет, и, вдребезги об шкаф разбив бокал,

Жена, Наташка, по миру пошла с пустой котомкой:

«Дурак, мы только зажили, зачем же ты стрелял?»

И друг его, тот самый, с кем три пуда соли съели,

С кем баб шерстили вместе, не подал ему руки,

Когда он в черной чаще заплутал под вой метели

И в снег навеки рухнул у замерзшей той реки…

2003

История одного города

Трень-брень, трали-вали,

Трали-вали, трень-брень.

Тяп-ляп. Мы кивали

Головами весь день.

Пух, прах, дым ли, пепел,

Руки-крюки там, тут,

Ваш, наш, был ли, не был,

Ваших, наших рвут, мнут.

Ать-два, левой, правой,

Три-четыре, топ-шлеп.

Мил друг, пень корявый

Жить закончил, лег в гроб.

Час, два горевали —

Так, сяк, а потом

Все — в пляс. Трали-вали.

Мордой — об пол. Шум, гром.

Всех — прочь, с жара, с пыла,

Всех — за шкирку — в тишь, в тень.

Топ-шлеп. Всяко было.

Все видали. Трень-брень.

Пьем, спим, польку пляшем.

Танцы-шманцы. Прыг, скок.

Кость в нос — вашим, нашим,

Нашим, вашим — нож в бок.

Им, нам рожу рвали.

Мы лежали. Встать — лень.

Трень-брень. Трали-вали.

Трали-вали. Трень-брень…

1986

«Холод. Тяжелые тучи…»

Холод. Тяжелые тучи.

Град, но еще не пурга.

Я на телеге скрипучей

Еду к чертям на рога.

Конь мой косит глазом карим,

Месит копытами грязь.

«Плохи дела твои, парень!» —

Ветер свистит, веселясь.

Мимо большого погоста

Еду, крестясь на ходу,

Черт кочергой эти версты

Мерил в похмельном бреду.

Ветер вопит, словно спьяну:

«Сгинешь, кричи не кричи,

В этой глуши окаянной,

В черной проклятой ночи!»

Путник впотьмах полуночный,

Бледен,