Я с готовностью села, подобрав складки длинного платья. Обувь немного натерла мне большие пальцы, но это неудивительно. Я всегда с особой тщательностью подходила к выбору туфель, моя нестандартная стопа побывала не у одного ортопеда… Однако чувствовалось, что это тоже добавило каплю раздражения в чашу моего терпения. И я сразу решила проявить активность – надо поскорее покончить с этим.

– Эйри сказала, что я должна вам помочь? Скажите, что от меня требуется.

– Значит, она ввела вас в курс дела? Хорошо, – ответил тот мужчина на чистом русском, абсолютно без акцента. Я с интересом посмотрела на него. – Принцесса Аниса, я не представился должным образом, прошу простить мою неучтивость. – Он встал и тоже мне поклонился, показав, насколько высок. Очень высок. – Я Костераль Дэниел Фуркаго, правитель Сожженных земель и брат нынешнего императора Астраэля Фуркаго. И вы должны помочь нам свергнуть его.

Глава 27

Кровавых подношений становилось все больше, незримых жертв – меньше. Таким стал культ Эарта при нынешнем императоре.

Из походных записей Эжена де Мораладье

945 год правления Астраэля Фуркаго.

Третий месяц после сезона дождей.

Дворец Алого заката

Винсент

Муха лениво пролетела прямо под моим носом, заметалась резкими хаотичными кругами и, жужжа, полетела вперед синей мерцающей точкой. Я проводил ее взглядом, не смея пошевелиться. Заунывный голос послушника заканчивал песнь на древнем таррванийском наречии. Мерно разносящийся звук гонга поддерживал такт возносящегося прошения.

Синяя мерцающая точка села на связанную тушу прекорра, прямо на дрожащее ухо, и поползла вниз. Ухо дернулось. Точка взлетела и вновь села уже у самой складки нежного века. Раздвоенный зрачок, черный, как самая темная ночь, отразил голубое свечение, а потом ухнул вниз жертвенный нож, и животное, засипев, рванулось, но тщетно – несколько послушников стояли наготове, крепко держа связанные ноги и жирное пушистое тело, а Высший драконий жрец уже подставил сосуд для крови.

Я подавил зевок.

– Винсент, сосредоточься, – раздался слева вкрадчивый шепот императрицы.

– Ваше Императорское Величество, ваш сын чтит традиции и внимательно наблюдает за Священным прошением, – учтиво ответил я по всем правилам дворцового этикета. Голос ровный, никакого раздражения или страха.

Драконьи потроха, стоит последить за мимикой.

Стоявший позади меня Тан издал совсем тихий смешок. Неслышный для императрицы, но слышный моему острому уху.

Смейся-смейся, не тебе же каждый день приходится терпеть эти скучные приемы, церемонии и удушающую дворцовую игру.

Жрец уже собрал всю кровь, и заунывная песнь остановилась. Он поднялся с колен, складки его плаща переливались всеми цветами вшитых в ткань чешуек зеленых драконов: нежно-салатовые – молодняка, изумрудно-зеленые – подростков и ослепительные, ярко-зеленые – зрелых особей. Обрисованные белыми и синими светящимися красками глаза на капюшоне символизировали вечный взгляд богодракона Эарта. Жрец обошел алтарь с замершим мертвым животным – послушники склоняли головы, когда он проходил мимо, – степенно прошел по зеленой дорожке и поднялся по ступенькам к императору Таррвании Астраэлю Фуркаго, стоявшему на коленях возле высокого каменного идола-дракона. Его плащ и его спина… Я смотрел на них и не видел, чтобы император хоть сколько-нибудь дышал или как-то выдал свое волнение или вообще какое-либо чувство.

Он представлял собой настоящий антипод императрицы, которая любила веселье, балы и кровавые развлечения, которые, впрочем, никем не осуждались. А даже поощрялись среди знати, в чем я убедился несколько лет назад. Таррвания все больше и больше гнила изнутри под тлетворным влиянием императрицы. Вот уже хорошим тоном считалось иметь собственных каарте – слуг для изощренных пыток.

Жрец припал на одно колено и с благоговением протянул сосуд отцу. Император неторопливо поднялся. Снизу, с нашей площадки, не было видно, что он делает, но я знал, что сейчас он обмакивает палец в сосуд и рисует знаки на своем лбу и щеках. Что растирает кровь между пальцев и дает ей стечь в протянутые лапы дракона, прямо на лежащие там священные драконьи камни. Что скоро глаза каменной статуи наполнятся ярким зеленым светом, и вечный голод Эарта будет вполне удовлетворен.

Эарт насытится и даст нам новое благословение, и мир будет царить в Таррвании весь следующий год.

Однако в случае с Сопротивлением подношения не помогли. Тут и там появлялись вербовщики, ускользая из моих рук. А если их отлавливали, они быстренько кончали с собой с помощью яда – такого же, как и в Исметре. Пока что ни один дитто не был замечен в их рядах, но подозрения копились и копились. Отец ужесточил наказания для знати и подозревал всех и каждого.

С его стороны это был один из разумнейших шагов, который я вполне одобрял. Отрежь змее не хвост, а голову – предупреди нападение, слей дурную кровь.

Шипение раздалось у алтаря, возвращая меня к настоящему. Кровь пролилась на камни. Народ, стоявший в самом низу помоста и отделенный от нас пролетом лестницы и десятками стражников, благоговейно зашептался. Мы склонили головы. Я услышал, как с губ моей матери сорвался вздох. Легкий шорох позади возвестил, что наша личная стража, включая Тана, встала на колени.

Я был уверен, что и те из знати, кто в ложах, сейчас стоят на коленях. Никому, кроме императорской семьи, не дозволялось стоять во время подношения, и за этим неукоснительно следили храмовники.

Гул разнесся под сводом храма. Гул, перерастающий в рокот. Яркой вспышкой загорелись изумрудные глаза дракона – отблески заплясали на белых каменных ступенях, теряясь в зеленом ковре.

Десятая церемония с тех пор, как я вошел во взрослые года. Но даже это не помогло мне подготовиться к тому, что произошло дальше.

Томный, тягучий запах крови коснулся ноздрей, я услышал, как тихо зашипела императрица. По волосам и позвоночнику пробежали холодные иголки мурашек. Основание рогов, напротив, отозвалось жжением. Глаза заныли так, что я начал отчаянно моргать, а на лбу словно натянулась кожа, готовая мгновенно разорваться.

Я чувствовал дикую боль.

– Эарт! Твоя сила и власть! Твое благословение! Цикл за циклом, жизнь за жизнью, душа за душой! Прими наше подношение!

Голос императора был громче рокота, издаваемого истуканом. Этот голос вгрызался в мой мозг, я готов был взвыть. Искоса глянул на мать – по ее лицу совершенно не было понятно, о чем она думает. Сосредоточена. Губы сжаты. Но никакой боли на бледном лице.

А затем прозвучали слова, исполненные силы. Я почти дернулся, хватаясь за эфес меча, но смог остановить себя.

Опасность, берегись, принц, берись за оружие, принц!

Мой внутренний голос, тот, что за минуту до губительной опасности