они в обледенелых варежках. Трогаю ноги – они в обледенелых штанишках. Скорее, скорей домой! Скорее – ноги в таз, в воду погорячее! Делаю все, что нужно, и причитаю: «Ну как ты не понимаешь – я уже с ума схожу! Пропали, нигде нет…» «Мы, бабушка, в дальний овраг ходили». «Ну зачем в дальний, если и в своем можно хорошо покататься? Посмотри, какие ноги холодные, не дай бог, заболеешь…» Причитаю и думаю: вот ведь ничего, ничего не чувствует и не понимает… что ему бабушкины переживания… И вдруг:

– Бедная бабушка… Ты не убирай игрушки, я сам уберу. Завтра. Как поем блинов…

Мог ли ты сказать что-то еще, более обезоруживающее, чем это? Мог. Но сказал именно так. Ах, если бы ты сохранил эту способность – сопереживать, жалеть – на всю жизнь. Сохрани, пожалуйста! Знаешь, зачем? Чтобы всякое сердце отзывалось тебе тем же…

А что было наутро! Про игрушки – кто из нас их убирал, я уже не помню. Но другое!..

– Бабушка, а ведь я вчера поссорился с Соней.

– Как?!

– У нее мама строгая. Соня покаталась в овраге и сказала: все, надо идти домой. А Юле разрешают гулять, сколько она хочет. И мне тоже так хотелось еще покататься с горки! И я сказал Соне: ну и иди. Трусиха. И Соня тогда сказала: ты мне больше не друг.

– Ну, милый мой, как же ты мог… Надо было как-то мягче сказать. А то – «трусиха». Может, она ушла не потому, что боится мамы. Просто не захотела ее расстраивать. Тебе так не кажется?

Молчит. Думает. Мы сидим за столом на кухне, пишем буквы (ты уже до школы умел читать и писать). Чувствую, что на душе у тебя неспокойно. И вот:

– Бабушка, я напишу Соне записку.

– А может, проще позвонить?

– Нет, я сначала напишу. А позвоним потом.

Звоним после обеда:

– Сонь, тут вот хотят с тобой поговорить. Я передаю трубку…

Ты берешь открытку и читаешь:

– Со-ня, про-сти ме-ня.

Я удивляюсь шепотом:

– Читать-то зачем? Ты скажи словами.

И тогда тем своим ласковым, душевным голосом (как вчера – «бедная бабушка…») ты говоришь:

– Соня, я был не прав. Я тебя люблю!

Я оцепенело сижу на диване, сраженная твоей искренностью. Господи, помогай этому ребенку всегда, во всякой ситуации, и сейчас, и потом…

Блины же – твоя любимая еда. Жарь хоть каждый день. Что я с радостью и делаю: не ломай голову, что на завтрак – блины! И – поприжаристей. Или бутерброды. Кашу – ни в коем случае! В садике надоела.

Дети помирились, снова играют вместе. Соня на год старше моего внука, но ей с ним интересно. Мне и самой интересно с ним. Словарный запас внука впечатляет, познания в самых разных, порой неожиданных областях – тоже; он знает, например, кто такой был Никола Тесла и в чем заключалась его научная и практическая деятельность; однажды я стала рассказывать ему о фашизме и концлагерях, он перебил меня вопросом: «Ты какую войну имеешь в виду – Первую или Вторую мировую?» Про физическое устройство мира – всякие там молекулы, атомы, электроны и протоны – элементарно может прочитать мини-лекцию. Про бабочек и жуков – тоже. Боже, сколько их было переловлено и посажено в то дошкольное лето в стеклянные банки – для наблюдений! А сколько времени мы провели у муравьиных куч, наблюдая жизнь неутомимых насекомых! Ты меня просвещал: «Тебе известно, что они обладают коллективным разумом? У каждого человека разум свой, а у них один на всех». – «Да откуда ты это знаешь?» – «Странно, что это не знаешь ты»… А еще у вас с Соней был период увлечения составлением различных смесей («Нам нужно растительное масло, уксус, крахмал. А если крахмал просто в воду – смотри, какой твердый он становится»)… Словом, быть интересным для девочки на год старше внуку не составляло труда. Но вот в чем заключался осложняющий жизнь момент: Соня – красавица. Большие глаза, пухленькие и румяные, как у девочек на дореволюционных открытках, щечки, аккуратный носик, а самое главное – вся она излучает какие-то фантастические, притягивающие к себе лучи. Несмотря на свой юный возраст, она, видимо, это знает и, можно не сомневаться, получает знаки внимания не только от моего внука, потому что однажды вдруг заявляет:

– Как вы мне все надоели! Завтра я начинаю новую жизнь. Заведу жизненный дневник. И мы больше не будем с тобой встречаться. Ну, примерно лет двадцать.

Соня, конечно, чистейшей прелести чистейший образец, но… это не дает ей права обижать моего внука! А ты пришел домой вконец расстроенный:

– Бабушка, и что мне теперь делать?

Я не нахожу ничего лучшего, как призвать на помощь классика. Поучительным тоном цитирую его знаменитые строки: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей…» Понимаю, как смешно преподносить их в качестве рецепта от любви маленькому мальчику, и, вконец запутавшись, выхожу из положения так:

– В общем, тебе просто-напросто не надо излишне волноваться и переживать. Надо выдержать характер. Увидишь – завтра – а вовсе не через двадцать лет – вы опять будете вместе.

– Ты в этом уверена?

– Давай дождемся завтра.

На другой день Соня – красота все-таки не затмевает в ней разума и чувства дружбы – пришла к нам сама: «Ну, во что будем сегодня играть?..»

– Бабушка, я сейчас что-то тебе скажу… Только ты никому не говори, даже дедушке. Когда мама плачет, я плачу вместе с ней. Так все дети поступают?

Почему я все-таки решаюсь открыть эту твою великую тайну? Потому что это признание надо подарить человечеству. Давай подарим? Давай напомним ему, что вовсе не доллары – главная ценность мира, что вовсе не ими надо дорожить больше всего на свете…

А этот наш диалог…

На моей прикроватной тумбочке ты увидел маленькую, красиво изданную книжку – почти игрушку. И может быть, как раз поэтому проявил к ней интерес.

– Бабушка, это что за книжечка такая?

– Высказывания Оптинских старцев.

– Ну, прочитай что-нибудь.

Открываю страничку наугад. «Не осуждайте никого, всех прощайте, считайте себя худшими всех на свете – и спасены будете».

Ожидала всего, но только не этого:

– Я таким себя и считаю. Я некрасивый и хуже всех.

Придя в себя от замешательства, бросаюсь тебе на помощь:

– Это ты некрасивый? Ты очень красивый! И… почему это хуже всех?

– Со мной всегда что-нибудь происходит… что-нибудь непонятное…

Ну да, происходит. Это со всеми происходит. Но по твоему тону чувствуется, что ты имеешь