О том, что предпринимавшиеся Карлом меры по созданию мощного боеспособного войска, имевшего качественное эффективное оружие и функциональную, удобную экипировку, свидетельствуют не только сами победы франкского правителя, но и то впечатление, какое производила его армия на современников. Так, Ноткер Заика (840–912) в «Деяниях Карла Великого» так описывает впечатление, которое производило на врагов закованное в блистающие на солнце доспехи войско франков: «…когда стал приближаться император, от блеска оружия засиял осажденным день, который для них был чернее ночи. Тогда-то стал виден и сам Карл в железном с гребнем шлеме, с железными запястьями на руках и железном панцире, покрывавшем железную грудь, и его платоновские плечи; в левой руке он держал высоко поднятое копье, потому что правая всегда была протянута к победоносному мечу. Наружная сторона бедер, которая у других обычно остается незащищенной, чтобы легче было сесть на коня, у него была покрыта железной чешуей. Что говорить о железных поножах? Они всегда были принадлежностью всех воинов. На его щите не было видно ничего, кроме железа. Да и конь его блистал, как железо, своей мощью и мастью. Такие доспехи были у всех, кто шел впереди него, с обеих сторон, и у всех, кто шел следом; да и вообще все его воины имели подобное снаряжение, насколько было возможно. Железо заполняло поля и площади; на железных остриях отражались лучи солнца. Перед холодным железом преклонился похолодевший от страха народ. Перед ослепительно сверкающим железом побледнел ужас подземелий. „О, железо, ах железо!”– раздавался беспорядочный вопль горожан. Перед ослепительно сверкающим железом содрогнулась твердость стен и юношей, мудрость старцев уничтожилась железом».

Уже упоминавшаяся «Тактика Льва» сохранила подробное описание способов ведения войны, практиковавшихся франками около ІХ в. Хотя, конечно, данные сведения во многом восходят также и к византийской полемологии, в частности, к «Сратегикону Маврикия» конца VI – начала VII вв. «Франки смелы и неустрашимы в войнах, отважны и стремительны, считают позором проявление страха и даже малейшее отступление, как если бы это приравнивалось к бегству, и охотно предпочитают этому смерть, – сообщает византийский император Лев VI Мудрый. – Решительно вступают в рукопашную схватку, сражаясь и в конном, и в пешем строю. Если же, как это случается, они оказываются в затруднительном положении в конных схватках, то по определенному условному знаку они сходят со своих лошадей, встают в пеший строй и не уклоняются от сражения, не страшась вступить в бой даже будучи в меньшинстве против большего числа кавалеристов. Вооружены они щитами, копьями и короткими мечами, которые носят за спиной при помощи ремней. Иногда же некоторые и перепоясываются ими. Больше предпочитают сражения в пешем строю и стремительные нападения. В сражениях как пеших, так и конных, они выстраиваются не в каком-то определенном количестве и порядке…, а по племенам, по признакам родства и пристрастия друг к другу, а зачастую и по тайным связям. И если в неблагоприятных условиях их близкие погибают, они часто сами подвергают себя опасности в сражении, чтобы за них отомстить. В сражениях фронт своего боевого порядка они выравнивают и уплотняют. Атаки как конные, так и пешие, они производят стремительно и неудержимо, как будто бы они единственные из всех не ведают страха…

Безразлично относятся ко всяким военным хитростям, мерам безопасности и полезным военным знаниям. По этим причинам игнорируют боевой порядок, в особенности кавалерийский. Будучи корыстолюбивыми, они легко поддаются подкупу, о чем мы знаем из собственного опыта… Им губительны лишения и невзгоды. Насколько смелы и отважны их души, настолько же чувствительны и изнежены их тела, не способные легко переносить страдание. Кроме того, им в тягость и жара, и холод, и дождь, и нехватка съестных припасов, в особенности вина, а сверх того – затягивание войны. Во время конного сражения им невыгодны места труднопреодолимые и лесистые, поскольку они обучены стремительным фронтальным атакам с использованием копий. Легко осуществимы удары из укрытий по флангам и тылу их боевого порядка: они не слишком заботятся о виглах (караульных, дозорных и сторожевых постах – прим. автора) или других мерах безопасности. Они будут легко разбиты, если некоторые, рассеявшись, изобразят притворное бегство, а затем внезапно повернут против них. Часто им приносят вред ночные нападения силами токсотов (лучников – прим. автора), поскольку они располагаются лагерем неупорядоченно.

Если кто-то задумает когда-нибудь воевать с ними, используя эти их привычки и обыкновения, то ему не следует прибегать к генеральному сражению против них, особенно на начальных этапах, но лучше будет, соблюдая строгий порядок, нападать на них с использованием засад, хитростей и установок других стратегиконов, затягивать время путем задержки сражения, притворно вступать с ними в мирные соглашения, чтобы их отвага и рвения ослабли либо из-за нехватки съестных припасов, либо из-за неудобств, вызванных жарой и холодом. Замедления и все остальное неблагоприятное для них может произойти тогда, когда их боевые силы будут располагаться в местах труднодоступных и труднопреодолимых, где в соответствии с характером местности они, вооруженные копьями, не смогут действовать успешно».

Таким в самых общих чертах и наиболее генеральном приближении было войско, которое Карл Великий водил в походы, и первой на его победоносном пути стала лангобардская Италия. Формальным поводом к ней стало обращение к Карлу Великому за поддержкой Папы Римского Адриана I (772–795). «Карл, уступая настоятельным просьбам римского епископа Адриана, предпринял войну против лангобардов», – напишет впоследствии Эйнгард. Впрочем, даже если бы таких просьб не было, война франков с лангобардами все равно была неизбежна. Карлу требовалось восстановить пошатнувшийся международный престиж Франкского королевства, возобновить союз с папами римскими, привести к покорности опасного и сильного врага в лице Лангобардского королевства и, что не менее важно, в корне ликвидировать зародыш посягательств на территориальную целостность государства франков со стороны отпрысков Карломана, которых Дезидерий требовал помазать на царство как законных наследников своего отца. Лангобардский король захватил тем временем Феррару, Фаэнцу, Комаккьо, осадил Равенну, а его военачальники действовали против Пентаполя и Римского дуката. Карл Великий попробовал договориться с Дезидерием миром, однако тот проигнорировал эту инициативу и, поскольку руки короля франков были теперь окончательно развязаны, он двинул свои войска по направлению к Италии. В сентябре 773 г. он сконцентрировал свои отряд в районе Женевы и предъявил Дезидерию ультиматум, содержавший требования вернуть Папе Римскому захваченные ранее города. Дезидерий вновь проигнорировал обращение Карла, что не оставляло франкскому королю выбора и он двинулся через Альпы. Лангобарды попытались блокировать альпийские горные перевалы, однако дядя Карла Великого Беренгарий смог обойти врагов опасными окольными тропами и зайти с тыла. Оказавшись перед угрозой окружения, лангобарды отступили, пропустив основные силы Карла через горные проходы. Рассчитывая укрыться за неприступными стенами Павии, Дезидерий допустил стратегическую ошибку, практически без боя, за исключением незначительных стычек, отдав всю свою страну врагу. Это позволило Карлу занять остальные опорные пункты Северной Италии, в том числе в феврале 774 г. также Верону, где он заполучил в свои руки наследников Карломана. Их дальнейшая судьба покрыта мраком. По всей видимости, они были тайно сосланы в какой-то из отдаленных монастырей, а возможно, и вовсе умерщвлены.