«Только спокойно!» – мысленно обратилась она к себе, но это легче было подумать, чем сделать. Она сидела в своем доме, а на двери висела табличка, которую она сдуру вчера повесила: Отпуск до 11 июля. Табличка и опущенные жалюзи были тому однозначным подтверждением. Мобильный телефон лежал на кухонном столе, стационарный телефон находился на письменном столе, в пяти метрах от ее стула и был недосягаем. Сколько она здесь уже находилась? Леония сжала руки в кулаки и вновь их разжала. Это было чертовски больно, как будто циркуляции крови вообще не было. Она попыталась посмотреть через плечо назад, туда, где на стене висели часы, но было слишком темно, чтобы она могла хоть что-то рассмотреть. Помощи со стороны ждать было бесполезно. Соответственно, она должна была помочь себе сама. Или умереть.

Эмма была до такой степени вне себя, что не заметила красный сигнал светофора на повороте на Кронберг и чуть было со всей силой не врезалась в багажник затормозившей прямо перед ней машины. Она облокотилась обеими руками на руль и яростно выругалась.

Десять минут назад Флориан позвонил ей из отделения экстренной медицинской помощи больницы в Бад-Хомбурге, в которую он привез Луизу. Он был с ней в Верхайме на площадке пони Лохмюле, и она упала с пони! Они десятки раз говорили о том, что Луиза еще слишком мала для чего-то подобного, и с такими развлечениями, как катание на пони, они должны подождать еще год или два. Но Луиза наверняка стала упрашивать отца, а тот, конечно, хотел набрать очки и поддался на уговоры. Зажегся зеленый свет, и Эмма свернула налево в направлении Оберурзеля. Она ехала со значительным превышением скорости, но ей было все равно. Флориан не сказал, что приключилось с Луизой, но если он привез ее в больницу, то ситуация не была совершенно безобидной. В воображении Эммы ее маленькая дочка лежала с раздробленными костями и зияющими ранами. Единственное, что было положительного во всей этой истории, – это то, что она сразу известила Департамент по делам молодежи и настояла на том, чтобы ребенок вечером поехал к ней домой. С ночевкой в каких-то чужих гостиницах или квартирах было покончено.

Через двадцать минут она ворвалась в холл больницы. В комнате ожидания отделения экстренной медицинской помощи не было ни души. Она нажала звонок возле закрытой двери с матовым стеклом. Прошла пара минут, прежде чем кто-то удосужился открыть дверь.

– У вас моя дочь! – выкрикнула она. – Мне надо к ней. Немедленно. Она упала с пони и…

– Как ваша фамилия? – Парень с угреватым лицом, в голубом облачении больничного врача, привыкший к общению с взволнованными родственниками, не был удивлен и сохранял полное спокойствие.

– Финкбайнер. Где моя дочь? – Эмма попыталась посмотреть через его плечо, но увидела только пустой коридор.

– Пойдемте со мной, – сказал он, и она последовала за ним с колотящимся сердцем в одну из комнат для обследования.

Луиза лежала на кушетке, маленькая и бледная, с большим белым пластырем на лбу, на левую ручку была наложена шина. Эмма чуть было не разрыдалась от облегчения, когда увидела своего ребенка живым.

– Мама! – прошептала девочка и бессильно подняла руку. При этой картине у Эммы сердце облилось кровью.

– Ах, моя дорогая! – Она не видела ни Флориана, который стоял поблизости с побитым видом, ни врача. Эмма обняла Луизу и погладила ее по щеке. Она была такой нежной, ее кожа такой прозрачной, что видны были вены. Как мог только Флориан подвергнуть опасности это хрупкое создание?

– Ты не сердись на папу, – сказала Луиза тихо. – Это я упросила его покататься.

Где-то в глубине сердца у нее вспыхнула злобная ревность. Невероятно, как Флориан манипулирует ребенком.

– Фрау Финкбайнер?

– Что с моей дочерью? – Эмма посмотрела в лицо врача. – Она что-нибудь сломала?

– Да, левую руку. К сожалению, перелом со смещением, поэтому мы должны ее прооперировать. Сотрясение мозга пройдет через пару дней, – ответила врач, жилистая особа с коротко постриженными рыжеватыми волосами и светлыми зоркими глазами. – Кроме того…

Она сделала паузу.

– Что такое? – спросила Эмма нервно. – Еще какие-нибудь проблемы?

– Я должна с вами обоими поговорить. Сестра Ясмина пока останется с Луизой. Пожалуйста, пойдемте со мной.

Эмма никак не хотела оставлять свою дочку одну в большом стерильном помещении для обследований, но отправилась вместе с врачом и Флорианом в соседний кабинет. Врач села за письменный стол и указала обоим на стулья. Эмма ощутила неловкость, сев рядом со своим мужем и усиленно стараясь не касаться его.

– Мне несколько неприятно это вам говорить, но… – Врач посмотрела сначала на Флориана, потом на Эмму. – У вашей дочери есть повреждения, которые вызывают подозрения на то, что она могла быть… изнасилована.

– Что вы сказали? – воскликнули Эмма и Флориан одновременно.

– У нее ушибы и гематомы на внутренней стороне бедра и повреждения вагины.

Какое-то время в комнате воцарилась мертвая тишина. Эмму от ужаса словно парализовало. Луиза изнасилована?

– Мне кажется, вы потеряли рассудок! – Флориан вскочил с места. Его лицо то краснело, то бледнело. – Моя дочь упала с пони и, вероятно, при этом получила различные повреждения! Я сам врач и знаю, что такие травмы могут возникнуть в результате падения.

– Успокойтесь, пожалуйста, – сказала врач.

– Я думаю не о том, чтобы мне успокоиться! – кричал в ярости Флориан. – То, что вы сказали, – это неслыханное обвинение! По-вашему я должен терпеть это?!

Врач подняла брови и откинулась назад.

– Это только подозрение, – ответила она спокойно. – Ситуация очень щекотливая. Конечно, эти повреждения могли быть вызваны и другими причинами, но они очень типичны для сексуального насилия и получены не только что. Может быть, вам стоит спокойно подумать и поразмышлять, не изменилась ли ваша дочь в последнее время, не бросалось ли вам в глаза что-то в ее поведении, чего вы раньше в ней не замечали. Не стала ли она более замкнутой или, наоборот, более агрессивной?

Эмма невольно вспомнила о разрезанном плюшевом волке и об ужасной выходке Луизы недавно в саду свекра и свекрови. Ей стало очень холодно, и внутри что-то затрепетало. Когда она рассказывала Флориану о странном поведении Луизы, он отводил ее беспокойство объяснением, что это нормальная фаза развития. Было ли это так на самом деле? Ее инстинкт тогда подсказывал ей, что с ребенком что-то не так. Боже мой! Ее руки вцепились в подлокотники стула. Она не решалась додумать до конца чудовищную мысль, которая пронеслась у нее в голове, но от нее было невозможно избавиться. А что, если Флориан изнасиловал свою собственную дочь, которая его безумно любила и ему доверяла? А если она сама открыла своему мужу дорогу к этому преступлению, выставив его из дома? Сплошь и рядом можно услышать или прочитать в прессе о зверствах, которые происходят за закрытыми дверями квартир, об отцах, которые насилуют своих дочерей, приказывая им держать язык за зубами, некоторые из них даже беременеют. Эмма никогда не могла поверить, что жены и матери ничего об этом не знали, но, оказывается, такое все же возможно!