Для земных растений, цветущих в кадках и клумбах, весна заканчивается. Нарциссы начинают бледнеть и увядать, а фуксия сбрасывает цветы. Для фотосинтеза питательной жидкости, на которой работает машина, над семенным ложем вокруг металлических опор закреплены две гибкие оливково-зеленые мембраны. Трубка, подключенная к оросительной системе, по мере необходимости снабжает устройство водой.

– А здесь бывает снег? – спрашивает Торрейя.

– Нет, – отвечает Лавр. – Хотя морозы случаются. Мы допускаем их в зимние месяцы.

Торрейя медленно идет дальше, крутит головой, исследуя выращенные заново древние кустарники и деревья за кирпичным бордюром.

– Я бы хотел, чтобы вашу машину осмотрели несколько человек, – сообщает Лавр. – Ты не будешь возражать?

– Нет, – говорит она. – А что это за дерево?

– Дуб. Они сделают для меня копию аппарата, и я стану продавать «конфетки-с-ветки», выращенные новой машиной. Но мне бы хотелось, чтобы вы с Жанте остались здесь. Своими фантазиями вы сможете заработать много денег.

Она сворачивает в проход, обрамленный густыми зарослями цикламенов.

– Я не хочу уезжать. А они ведь не станут разрезать главный корень, правда?

– Нет, конечно, нет. Они просто возьмут для исследования несколько клеток, чтобы получить ДНК. Работа начнется примерно через неделю.

Потом надо будет устанавливать производственные линии. Отбирать подходящую информацию. Искать артистов, способных так же мастерски излагать ее, как это делают Торрейя и Жанте. Налаживать связи на межзвездном рынке. Работа не на одно десятилетие. И все ради чего? Лавр внезапно чувствует себя удручающе старым.

– Она ведь ценная, да, Лавр? Я имею в виду машину. Камассия говорит, что очень ценная.

– Она совершенно права.

– А денег хватит, чтобы купить Жанте новые глаза и ноги?

Голос Торрейи вибрирует в шпалерах с вьющимися растениями.

Лавр потерял ее след. Ее больше нет ни в проходе с цикламенами, ни среди рядов форзиции.

– Со временем хватит и на это, – кричит он в ответ.

Перспектива восстановления зрения Жанте его сильно тревожит: мальчик может утратить свое воображение.

Этот вопрос надо бы выяснить очень осторожно. Торрейя и Жанте вряд ли смогут заполнить своими фантазиями все «конфетки-с-ветки», когда он наладит массовый выпуск. С другой стороны, за три дня, проведенных в поместье, они создали три новые фантазии.

Может, такие фантазии доступны только детям с их неудержимым воображением?

– Хотелось бы, чтобы это произошло скорее, Лавр, – доносится голосок невидимой Торрейи. – Жанте очень понравилось поместье. Имея глаза и ноги, он мог бы гулять здесь самостоятельно. Это лучшее, что только можно себе представить. Здесь так прекрасно, лучше, чем в любой дурацкой «конфетке». Вам должен завидовать весь мир.

Лавр, следуя за ее голосом, сворачивает к золотистому ракитнику, стоящему в полном цвету. Солнечный свет дрожит на цветочных кистях, наполняя воздух лимонно-желтым мерцанием. Он обходит группу высоких белых лилий. Торрейя стоит возле машины, и кажется, что та даже подросла в своем новом обиталище. Лавр не помнит, чтобы ее органические части были такими большими.

– Сразу, как только сможем, – говорит он.

Торрейя даже не пытается сдержать улыбку, протягивая ему едва созревшую «конфетку-с-ветки». Противиться теплу и искренности ее сверкающих глаз абсолютно невозможно.

Скворец поднялся уже на восемьдесят метров над землей. Лавр догадывается, что глаза птицы заменили совиными и это позволяет ей уверенно летать даже в самую темную ночь.

Райкер падает, и Лавр чувствует перья, податливую плоть и хрупкие кости в его когтях. В ярости он отрывает голову скворца. «Конфетка», которую несла птичка, летит на землю, и даже Райкер не может рассмотреть, куда она падает.

Лавр утешает себя тем, что все это произошло внутри охраняемого периметра его поместья. С любым зверьком, попытавшимся ее отыскать, быстро разберутся охотничьи псы и ястребы.

Он бросает тело скворца, чтобы хоть приблизительно отметить место, где поутру придется начать тщательные поиски.

Теперь большая птица совершает крутой вираж и беззвучно летит к дому. Внизу клочья серого тумана перемежаются черными контурами деревьев, так что их нетрудно увидеть и обогнуть. Лавр не различает отдельных черт поверхности – скорость полета смазала все очертания.

Он проклинает собственную глупость, порождение тщеславия. Надо было этого ожидать, надо было предусмотреть. Лавр из прошлого обязательно так бы и сделал. Торрейя и Жанте провели в поместье три дня, и новости о «конфетках-с-ветки» уже просочились наружу. Программируемый синтез нейрофизинов – слишком важное событие, и высокие ставки привлекли на поле боя игроков средней руки. В этой войне союзников быть не может.

Райкер проносится над последним рядом деревьев, теперь дом перед ним как на ладони, яркие прямоугольники окон дают достаточно света для привычных к сумеркам глаз орла. Камассия в пятидесяти метрах от боковой двери. В ее походке не заметно ни торопливости, ни скрытности. Девушка вышла на вечернюю прогулку, это никого бы не удивило.

Хладнокровная штучка, признает Лавр. Восемнадцать месяцев она была глазами и ушами Кочи в его доме, а он ничего не заподозрил. Только «конфетки-с-ветки» заставили ее сбросить личину и рискнуть, передав новинку скворцу.

Лавр считает, что еще можно удержать доминирующую позицию. Кочи и его бизнес в Пальметто не имеют особого значения. Если действовать быстро, урон можно предотвратить.

Он активирует канал связи через кортикальный чип.

– Готово, – сообщает он боевикам.

Но в первую очередь он хочет, чтобы эта сука узнала о своем провале.

Крылья Райкера громко хлопают. Камассия вздрагивает и оглядывается. Лавр видит, как искажается от страха ее лицо, когда Райкер летит прямо на нее, выставив перед собой стальные когти длиной с человеческую ладонь. Она пытается убежать.

Лавр навещает Торрейю в ее комнате, желая посмотреть, как она устроилась. За четыре дня гостевая спальня изменилась до неузнаваемости. Стены, закрытые голографическими постерами, превратились в окна, выходящие на северный полярный континент Тропиканы. По небесно-голубой воде плыли сияющие ледяные дворцы. Берег прорезали глубокие фиорды. Вечные и изящные. Но Лавр сразу же признал, что эти изображения по сравнению с фантазиями «конфеток» казались жалкими пародиями. В комнате появилась новая мягкая мебель пастельных тонов. По полу рассыпались лоснящиеся кожаными переплетами книги по занимательной мифологии из его библиотеки. Отрадно видеть, что ими кто-то наконец с удовольствием пользуется.