Пускай Трамп и был неким франкенштейновским порождением, но все-таки его творили правые, он явился их первым и подлинным прототипом. Хэннити еще мог закрыть глаза на катастрофу с Коми. И на Джареда. И на заваруху в Белом доме.

И все-таки Трамп не позвонил Бет.

“Какая муха его укусила, черт подери?” – злился Хэннити.

* * *

Трамп считал, что вот-вот все потечет как надо. Или скорее, что вот-вот о нем начнут писать хорошо, и тогда-то все потечет как надо. А то, что он уже бессмысленно профукал свои первые сто дней, – это пустяки, хотя, заработай он победные очки сейчас, они бы очень пригодились ему в течение следующих ста дней. Пускай СМИ ругают его сегодня – а завтра, может быть, он сотворит такое, что все примутся его нахваливать.

“Размах, нам нужен размах, – сердито повторял он. – А это все – мелочевка. Мне нужен размах. Дайте мне размах. Вы хоть знаете, что это такое?”

Отмена и замена законов, инфраструктура, настоящая реформа налоговой системы – программа, которую объявлял поначалу Трамп и которую затем пришлось разъяснять Полу Райану, – все это шло наперекосяк. Теперь каждый старший сотрудник администрации считал, что не стоило трогать здравоохранение – это оно потянуло за собой систему законодательства. И кто только до этого додумался?

Естественным выходом было бы решение взяться за что-то помельче, принять более поступательные варианты выполнения программы. Но Трампа не интересовали мелочи. Он делался вялым и раздражительным.

Ну раз так, тогда уж лучше устанавливать мир на Ближнем Востоке.

В глазах Трампа, как и многих шоуменов или дельцов, заинтересованных прежде всего в пресс-релизах, главный враг – это сложность и бюрократическая волокита, а универсальное решение – это обход острых углов. Или иди в обход, и черт с ними, с трудностями, или шагай напролом к своему замыслу, и если он достаточно смелый или грандиозный, то все обязательно получится. При таком подходе всегда найдутся и посредники, которые пообещают помочь тебе срезать опасные углы, и партнеры, которые с радостью упадут на хвост твоим грандиозным планам.

И тут на сцену выходит наследный принц Саудовской Аравии – тридцатиоднолетний Мухаммед ибн Салман ибн Абдул-Азиз аль-Сауд. Или, для краткости, МИС.

По счастливому стечению обстоятельств, король Саудовской Аравии, отец МБС, как раз начал потихоньку сдавать. В саудовской королевской семье крепло (в известной мере) единодушное мнение о необходимости модернизации. МИС – заядлый любитель видеоигр – был в саудовском руководстве человеком нового типа. Разговорчивый, открытый, общительный – скорее обаятельный международный игрок, практичный коммерсант, а не отстраненный замкнутый вельможа. Он завладел портфелем экономических проектов и теперь лелеял мечту – вполне трамповскую – передубаить Дубай и диверсифицировать экономику страны. Он решил, что ему нужно новое, современное – ладно, хотя бы чуточку более современное – королевство (да, ведь скоро женщинам разрешать водить – но, хвала Аллаху, вот-вот появятся беспилотные автомобили!). Саудовское руководство, в котором преобладали старики, отличалось традиционализмом, относительной анонимностью и опиралось на тщательно взвешенное общее мнение. С другой стороны, королевское семейство – откуда и происходили руководители страны – бывало падким на крайности, внешний блеск и разнообразные удовольствия современного мира в иностранных портах. МИС поспешно пытался навести мосты между разными башнями саудовского королевского дома.

Во всем мире либеральных лидеров едва не хватил паралич, когда они узнали об избрании Дональда Трампа – вернее сказать, им становилось дурно при одном упоминании Дональда Трампа. Но на Ближнем Востоке все происходило как в зазеркалье. Резкость, гиперрационализация и мелочная опека Обамы, а ранее – милитаристская идеология Буша, чреватая расколами, а еще раньше – сделки Клинтона по принципу “ты мне – я тебе”, за которыми следовали вероломные удары в спину, – все это проложило дорогу реальной политике в трамповском понимании. Он не собирался с постной миной цедить “у нас связаны руки”, как предписывал миропорядок, установившийся после окончания холодной войны, мириться с ощущением, что шахматная доска вечно на защелке, что наилучший сценарий – двигаться вперед лилипутскими шажками, а иначе – только война. Трамп смотрел на мир гораздо проще: у кого там власть? Соедините меня с ним.

Столь же нехитрой была и другая мысль: враг моего врага – мой друг. Если у Трампа имелись хоть сколько-то четкие представления о Ближнем Востоке, то (главным образом, благодаря инструктажу Майкла Флинна) они сводились к одному: главный злодей там – Иран. А значит, все, кто против Ирана, – не иначе как “свои”.

После избрания Трампа МИС вышел на связь с Кушнером. В суматохе переходного периода в администрации еще не появился ни один человек, который обладал бы внешнеполитическим весом или международными связями, – и даже Рекс Тиллерсон, временно исполнявший обязанности госсекретаря, не имел реального опыта во внешней политике. Поэтому министрам иностранных дел других стран казалось логичным воспринимать зятя новоизбранного президента как некую устойчивую фигуру. Что бы ни случилось, уж он-то никуда не денется. А для некоторых режимов – особенно в глазах семейноцентричных саудитов – Кушнер как зять являлся более надежной фигурой, чем любой политик. Его ведь брали на работу не за идейные убеждения.

Если говорить о множестве пробоин, какие Трамп проделал в международной политике, то вкатить троянского коня проще всего было через зияющую дыру, какую представляло собой его грубое невежество в сфере иностранных дел и непонимание многих частностей. Это давало другим странам шанс совершенно по-новому выстроить отношения с США – правда, только в том случае, если эти страны пожелают изъясняться на новом трамповском языке, что бы под ним ни подразумевать. Здесь еще не существовало почти никаких ориентиров – дело пахло чистым авантюризмом и простором для новых сделок. Больше того – можно было пустить в ход личные чары и средства обольщения, на которые Трамп поддавался с таким же энтузиазмом, как и на предложения выгодных новых сделок.

Это была киссинджеровская реальная политика. И сам Киссинджер, давно знакомый с Трампом по нью-йоркским светским приемам, а теперь еще и взявший под крыло Кушнера, успешно напоминал о себе и помогал устраивать встречи с китайцами и русскими.

Большинство давних партнеров Америки, да и многие ее противники, ощущали тревогу, если не ужас. Но кое-кто увидел и новые возможности. Россия, например, надеялась на поблажки к собственной политике в отношении Украины и Грузии, а также на снятие санкций – в обмен на уступки по Ирану и Сирии. На раннем этапе переходного периода один высокопоставленный чиновник из правительства Турции, явно сбитый с толку, поинтересовался у одного видного американского бизнесмена, не сможет ли Турция как-то повлиять на новое руководство, потеснив военные базы США в Турции или предложив новоиспеченному президенту завидное место под строительство отеля на берегу Босфора.

Между семьей Трампа и МИС просматривалось любопытное сходство. Как и остальные саудовские правители, МИС практически не имел никакого образования. В прошлом это обстоятельство скорее ограничивало возможности саудитов – никто просто не обладал достаточными навыками, чтобы уверенно исследовать новые пути развития. В итоге все опасались выходить за рамки привычного и даже задумываться о каких-либо переменах. Но МИС и Трамп находились примерно на равных условиях. Из-за того, что оба знали одинаково мало, им нечего было стесняться друг друга. Когда МИС предложил Кушнеру считать его своим человеком в Саудовской Аравии, то, как выразился один друг Кушнера, “это было все равно что поступить в школу-интернат – и в первый же день завести приятное знакомство”.