Письмо, составленное в поспешной панике Миллером сообща с Хикс, либо по подсказкам Кушнера, либо по прямым указаниям, исходившим лично от президента, оказалось каким-то невообразимым винегретом, куда попали сразу все тезисы, какие семья Трамп могла бы предъявить в качестве доводов за увольнение Коми. Туда вошло и упоминание о том, что Коми напортачил с расследованием в отношении Хиллари Клинтон, и утверждение (высказанное Кушнером), будто против Коми ополчилось все ФБР, и главная идея фикс президента – что Коми упорно не желает публично признать, что президент не находится под следствием. Не говорилось там лишь одного: что ФБР под началом Коми ведет расследование в отношении президента.

В свой черед сторона Кушнера яростно отрицала любые намеки на то, что именно Кушнер выступил инициатором или вдохновителем этой истории, напротив, целиком возложив всю ответственность за сочинение бедминстерского письма – и за решение избавиться от Коми – на одного только президента. По этой версии выходило, что Кушнер просто тихо и мирно стоял в сторонке. (Позиция стороны Кушнера формулировалась так: “Поддержал ли он [Кушнер] это решение? Да. Сообщали ли ему о происходящем? Да. Приветствовал ли он происходящее? Нет. Боролся ли он за него [снятие Кони с должности] неделями или месяцами? Нет. Выступал ли он против [увольнения]? Нет. Говорил ли, что это плохо кончится? Нет”.)

Макган пришел в ужас и пресек попытку отослать письмо. Тем не менее оно попало в руки Сешнса и Розенстайна, и те стали быстро строить собственные догадки о том, к чему явно стремятся Кушнер с президентом.

“Когда он вернулся, я понимал, что он может нанести удар в любой момент”, – говорил Бэннон после возвращения президента из Бедминстера.

* * *

В понедельник утром 8 мая на встрече в Овальном кабинете президент сообщил Прибусу и Бэннону, что принял решение: он уволит директора ФБР Коми. И снова оба принялись горячо отговаривать его от такого шага, советуя хотя бы провести новые обсуждения. Это был главный способ воздействия на президента – добиться отсрочки. Прокрутить любой сценарий вперед было бы неплохо уже потому, что на горизонте почти всегда просматривалось какое-нибудь другое событие – столь же нежелательное или еще более катастрофичное, – которое могло предотвратить ближайшую катастрофу. Кроме того, отсрочки были хороши тем, что внимание Трампа рассеивалось: о чем бы ни шла речь прямо сейчас, вскоре он наверняка переключился бы на что-то другое. Когда заседание завершилось, Прибус с Бэнноном подумали, что отвоевали себе хоть небольшую передышку.

В тот же день Салли Йейтс и бывший директор Национальной разведки Джеймс Клэппер предстали перед подкомитетом по преступности и терроризму Юридического комитета Сената – и получили очередь злобных твитов от президента.

В этом-то, как вновь убедился Бэннон, и состоит главная проблема Трампа: он безнадежно принимает все на свой счет. Он видит мир сквозь призму коммерции и шоу-бизнеса, где кто-то вечно пытается обскакать тебя, пытается отвлечь всеобщее внимание на себя. По его представлениям, борьба всегда происходит между тобой лично – и кем-то еще, кто рвется отнять у тебя что-то. А в глазах Бэннона такой подход, сводивший мир политики к личным схваткам и стычкам, умалял то место в истории, которое заняли Трамп и его администрация. А еще Трамп представляет в ложном свете те истинные силы, с которыми идет противоборство. Это ведь не отдельные люди, а целые институты.

А Трампу казалось, что против него выступает просто Салли Йейтс – эта, по его выражению, “подлая сучка”.

С самого дня своего увольнения 30 января Йейтс вела себя подозрительно тихо. Когда к ней пытались подступиться журналисты, она или ее посредники объясняли, что по совету адвокатов она пока не общается ни с какими медиа. Президент решил, что она просто затаилась в засаде. Звоня друзьям, он признавался, что его беспокоят ее “планы” и “стратегия”, а у своих послеобеденных источников упорно выпытывал: что, по их мнению, затевают против него Йейтс и Бен Роудс, любимый трамповский “агент Обамы”?

В глазах Трампа намерения каждого из его врагов (да и друзей тоже) во многом сводились к личной тактике общения с прессой. Ведь главное поле боя – это СМИ. Трамп считал, что все только и ждут своих пятнадцати минут эфира и у каждого наготове своя стратегия на тот случай, если они дорвутся до микрофона. Те же, кто не может выйти на журналистов напрямую, втихаря дают утечки. По мнению Трампа, случайных новостей вообще не бывает. Все новости старательно обмозгованы и обработаны, выношены и внедрены. И все новости в той или иной степени сфабрикованы – уж это-то он прекрасно знает, ведь он сам столько лет занимался их фабрикацией! Потому-то ему сразу так по душе пришелся этот ярлык – “липовые новости”. “Я вечно врал с три короба, и это всегда печатали”, – хвастал Трамп.

Возвращение Салли Йейтс и ее свидетельские показания перед Юридическим комитетом Сената ознаменовали, по мнению Трампа, начало последовательной и хорошо организованной кампании по ее раскрутке в медиа. (Подтверждение своей догадке о роли СМИ он нашел в мае, когда на страницах New Yorker появился большой материал, посвященный Йейтс, где ее биография преподносилась в самом выгодном свете. “Интересно, давно она все это задумала? – риторически вопрошал президент. – Понятно же, все это разрабатывалось заранее. Вот и день получки наступил”.) “Йейтс прославилась только из-за меня, – горько жаловался Трамп. – Ведь без меня она кто? Никто”.

Утром того понедельника Йейтс выступала перед Конгрессом с хладнокровием и выдержкой киноактрисы, и ее обстоятельность и бескорыстие только усилили ярость и тревогу Трампа.

* * *

Во вторник утром 9 мая, поскольку Коми еще никак не выходил из головы президента, за которым стояли дочь с Кушнером, Прибус снова призвал Трампа не торопиться. “Здесь два пути – правильный и неправильный, – сказал он президенту. – Нехорошо, если о своей отставке он узнает из телевизора. В последний раз повторю: так не делают. Если уж вы хотите его снять, то нужно вызвать его и поговорить. Так будет и честно, и профессионально”. И опять президент как будто немного успокоился и сосредоточился на необходимой процедуре.

Но это был отвлекающий маневр. На самом деле президент, не желая совершать никаких стандартных шагов – да и вообще признавать причинно-следственные связи, – просто не стал никого посвящать в свои дальнейшие действия. В течение того дня почти никто не знал, что Трамп решил взять дело в собственные руки. В президентских анналах увольнение директора ФБР Джеймса Коми может считаться самым последовательным шагом, когда-либо предпринятым современным американским президентом целиком по его личной инициативе.

Получилось так, что Министерство юстиции – генеральный прокурор Сешнс и его заместитель Род Розенстайн – независимо от президента тоже готовило дело против Коми. Они собирались взять за основу бедминстерские тезисы и обвинить Коми в ошибках, допущенных при расследовании той истории с электронной перепиской Клинтон. Это было довольно сомнительное обвинение: ведь если дело действительно в этом, тогда Коми следовало сместить сразу же, как только Трамп вступил в должность? Но, как бы то ни было, президент, даже не поинтересовавшись, чем заняты Сешнс и Розенстайн, решил действовать самостоятельно.