Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кто вы такая и что вы делаете в моем доме? Убирайтесь!
— Меня зовут Алёна Александровна, я зашла пригласить вас совершить небольшую творческую поездку по моему поместью. Вы у меня уже выступали, лет десять назад.
— А… вспомнил. Это жуткое собрание в городишке… как его, Одоеве, так? Увольте, больше я там не появлюсь. А вас все же попрошу покинуть мой дом, причем немедленно!
— Вы, Александр Сергеевич, кажется не совсем меня поняли. Первого января тридцать седьмого года состоится первое выступление у меня в поместье. А всего у вас запланировано двадцать два выступления перед почитателями вашего таланта.
— Вы еще здесь? Скажите вашим почитателям моего таланта, что никаких выступлений не состоится. И убирайтесь же наконец, пока я не приказал вышвырнуть вас вон из моего дома!
— А, понятно. Вы просто ошибаетесь, но я готова принять ваши искренние извинения чуть позже. А теперь собирайтесь, мы выезжаем в Москву через час.
— Никита! Вышвырни эту особу!
— Вы зря кричите, Александр Сергеевич. Никиту я уже отправила собирать ваши вещи…
— Да как вы посмели куда-то отправлять моего…
— Моего мужика. Никита, как и все прочие мужики Кистенёва, отныне являются моей собственностью: я выкупила село у казны, вместе со всеми мужиками выкупила. Вы же село вместе с дворовыми заложили и плату просрочили — а они теперь мои. И квартира эта не ваша: вы опять просрочили платеж за нее и я отказываю вам в квартире в моем доме. Да, Софья Григорьевна продала мне этот дом на прошлой неделе. А еще вы мне должны восемьдесят тысяч рублей с копейками, потому что я выкупила все ваши долги кроме карточных и долгов Наталии Николаевны. Так что, если вы через час не едете со мной в Москву, то вы через полтора часа едете в Москву со мной же, но сидя в клетке, как безнадежный должник. По указу Императора мой муж или я получили безусловное право сажать в клетку любого, в том числе и дворянина, подлежащего за растрату или мошенничество суду в моем поместье, а постановление Тульского суда у меня с собой, можете при желании ознакомиться. Околоточные ждут моего решения у дверей…
— Вы… вы!!!
— Вы Алёна Александровна Павлова? — с совершенно ошарашенным видом тихим голосом поинтересовалась Наталия Николаевна.
— Да, именно так. — Гостья внимательно поглядела на Александра Сергеевича, покопалась в принесенной с собой сумке, вытащила бутылку с какой-то мутной жидкостью: — Я так и предполагала… Пейте! Все выпивайте, этот эликсир моего мужа отца моего поднимал на ноги даже после недельного запоя. А мы… Наталия Николаевна, давайте выйдем на минутку, я вижу что нам нужно кое что обсудить…
Спустя всего полчала Александр Сергеевич, все более подгоняемый женой, погрузился в большую карету черного цвета, запряженную тройкой огромных лошадей. Детей с няньками погрузили в такую же, но уже белую карету, а возмутительная гостья села в первую, орехового цвета. Голова у Александра Сергеевича к этому времени почти прошла и он, сидя на весьма удобном диване, уснул…
Спустя три часа проснулся, и, озираясь, спросил у сидящей рядом Наталии Николаевны:
— Где мы? И куда это мы едем?
— Мы едем в гости к Алёне Александровне, а где… Чудово мы проехали с полчаса назад, через полчаса будет Малая Вишера. А часам к восьми остановимся на ночь в Бологом.
— А дальше?
— В восемь утра отправляемся дальше, в два пополудни будем в Москве, в шесть вечера уже в Туле. А в восемь уже в Одоеве будем.
— Зачем?
— Надеюсь, ты там хоть денег заработаешь, хотя бы карточные долги раздашь.
— Интересно как я там заработаю?
— Головой своей и пером. Дядька твой, Василий Львович, Одоевскому театру написал пару пьес, и за каждую по тысяче получил серебром. А генерал Давыдов за один водевиль две с половиной тысячи серебром от неё получил, и за каждое представление еще по двадцать рублей…
— Что такое двадцать рублей?
— Он в месяц с представлений по полтысячи получает!
— Они что, каждый день спектакль дают?
— Нет, по субботам и воскресеньям только, но и в Москве, и в Туле, и, бывает, в Липецке или Луганске. Это я про «Сватовство гусара» говорю только. В Одоевском-то театре три полных труппы, и говорят, что Алёна Александровна еще две готовит… Если ты ей напишешь пьес пяток, то с долгами своими точно расплатишься.
— Посмотрим… Так мы только за этим в провинцию столь быстро отправились?
— Нет. Алёна Александровна сказала, что тебя в столице этой зимой точно убьют, а мы пару месяцев по ее поместью покатаемся, а тем временем ее муж эту напасть как-то уберет. Но ты уж постарайся! Главное, чтобы это Алёне Александровне понравилось…
— Два месяца сидеть в захудалом поместье? Увольте!
— Её поместье нынче — это почти вся Тульская губерния, половина Рязанской и четверть Тамбовской. И еще в пяти губерниях неизвестно сколько, но очень много. Только в поместье у нее железных дорог больше двух тысяч верст! За два месяца мы и половины ее поместья объездить не успеем.
— Вы там на собраниях своих что пьете-то? Столько, сколько ты говоришь, и быть не может!
— Может. Дорогу из Петербурга в Москву…
— Да слышал я про нее… всякое.
— Так вот, эту дорогу ее муж из своих средств строит. А чтобы тебя, дурака, из Петербурга увезти под благовидным предлогом, она только княгине Волконской больше четверти миллиона серебром за дом отдала! Ладно, тут Алёна Александровна тебе еще зелья передала, выпей. А через полчаса, в Малой Вишере, обед будет. Ты уж постарайся к ней со всем вежеством обращаться, она на самом деле может любого в клетку посадить. И это не шутка, когда мы по каретам рассаживались, с того берега Александр Христофорович за нами очень внимательно глядел, а кто еще в его карете был, один Бог знает…
Кульминация — окончание
В котором мир меняется окончательно и бесповоротно.
Сорок шестой год мне надолго запомнится. Потому что именно в сорок шестом году Светлана Никитична внезапно сделала меня дедом. Ну, не то чтобы совсем внезапно, она уже год с лишним как превратилась из Павловой в Сорокину (Ванька не смог устоять против чар этой юной хулиганки), но все равно появление маленького Никиты Ивановича меня довольно надолго выбило из колеи. Не то, чтобы появление в семье младенца стало для меня чем-то необычным, Алёна Александровна уже восемь