Я запрокидываю голову, чтобы поцеловать его, обещая себе, что не испорчу эти моменты с ним из-за вещей, которые я не могу контролировать.

— Как тебя звали раньше? До Калико?

— Сайрус. Прошло так много времени с тех пор, как я это слышал, это больше не кажется моим. Со вздохом он бездумно проводит пальцем вверх и вниз по моему плечу, вызывая мурашки там.

— Иногда я слышу, как моя мать зовет меня во снах. Но для меня это ничего не значит. Нет памяти. Нет смысла.

Я ничего не говорю в ответ и вместо этого наблюдаю, как он запрокидывает голову к небу, очарованный удивлением, светящимся в его глазах.

— Я никогда не думал, что снова увижу такие звезды, — говорит он.

— Если бы я не последовал за тобой, если бы я не встретил тебя, сомневаюсь, что когда-нибудь увидел бы снова.

Я улыбаюсь, проводя пальцем по его квадратной челюсти.

— Я рада, что ты последовал за мной. Я тоже поднимаю голову к небу. Если существует такая вещь, как Рай, я прикоснулась к нему.

В мире, который так много берет и ничего не дает взамен, я нашла причину быть благодарной Валдису.

Треск привлекает мое внимание к противоположной стороне костра, где стоит Титус, держа за уши полдюжины кроликов. Он дергает головой, и я слежу за направлением его взгляда в сторону Кадмуса, который не пошевелился, даже при звуке шагов Титуса. На вопрос в его глазах, молчаливо спрашивающий, в порядке ли Кадмус или нет, я торжественно киваю.

По правде говоря, я не знаю, будет ли с ним все в порядке. Я видела ужасы в своей жизни, подобные которым, я надеюсь, никогда больше не увижу, но все они не идут ни в какое сравнение с тем, что сейчас творится в голове Альфы.

Глава 34

Каким-то образом в этом скрытом раю проходят два дня. Мы проводим вторую половину дня, играя у водопада, тратя часы впустую, как дети, а ночи проводим, лежа под звездами.

То, что произошло с Кадмусом, не было ошибкой, теперь я уверена в этом, поскольку наблюдала, как он медленно восстанавливает связь в течение последних двух дней. Хотя у него все еще бывают моменты, особенно ночью, когда сны, кажется, переносят его обратно в те туннели. В те ночи он просыпается, выкрикивая мое имя, и обнимает меня, пока снова не засыпает. По большей части, однако, он несколько расслаблен, красота этого места творит свое волшебство с его душевным состоянием. Я надеюсь, что со временем мы все сможем оправиться от травмы, которую пережили вместе.

Я предложила себя ему не по необходимости и не потому, что Калико запрограммировал меня на то, чтобы эти люди делились мной. То, что я сделала для Кадмуса, было рождено из сострадания. Нечто за пределами плоти и фантазий. Концепция, которая была бы отвергнута в мире, в котором выросла моя мать, где сила человеческого прикосновения считалась глупой магией, приравненной к колдовству.

Кто-то может возразить, что именно так мы пришли в этот мир, где безудержная жестокость лишила нас таких базовых потребностей в контакте и привязанности. Единственное, что отличает нас от других животных, и без этого мы не более чем пустые оболочки, ожидающие, когда нас сметут. Может быть, мы эволюционировали в это насилие.

Этим вечером Валдис присоединился к Титусу в поисках еды, надеясь удвоить вознаграждение за наши путешествия, оставив меня с Кадмусом. Даже в моменты игры и смеха Валдис оставался всегда бдительным. Всегда наблюдал. Ждал. Как бы сильно мы ни полюбили этот маленький оазис, он настаивает, чтобы мы ушли с первыми лучами солнца.

Огонь потрескивает, когда я сижу рядом с ним, поджав ноги под себя, и наблюдаю, как Кадмус выходит из бассейна. Он стряхивает воду, прежде чем упасть рядом со мной на грязь, и я хихикаю, когда холодные капли с его тела осыпают меня.

Когда он устраивается рядом со мной, я толкаю его локтем в плечо.

— Как ты? Чувствуешь себя лучше?

— У меня бывают моменты… трудно отличить, что реально, а что сон. Как здесь. Прямо сейчас с тобой. Я жду, когда мир расколется, превратившись в темную, похожую на пещеру дыру, и засосет меня внутрь.

— Правдоподобие.

— Что?

— Когда умер мой отец, у меня тоже были ужасные сны наяву. Клянусь, иногда я видела его, как мираж в пустыне. Моя мать сказала мне, что если мой отец когда-либо говорил мне это слово в одном из моих снов, то, скорее всего, это был не он, потому что он не мог ни произнести, ни знать значение этого слова.

Кадмус улыбается этому и кивает. — Veri … simi …

— Правдоподобие.

— Правдоподобие. Он повторяет слово и поднимает колено, опираясь на него локтем.

— Итак, как это помогает мне?

— Это не для тебя. Это для меня. Если я когда-нибудь спрошу, все ли с тобой в порядке, и ты скажешь мне это слово, я буду знать, что это действительно ты там, внутри. Предполагая, что ты помнишь, как это сказать. Я провожу пальцем по щетине волос у него на голове.

— Если нет, я буду знать, что нужно заключить тебя в объятия и держаться за тебя, пока ты не вернешься.

Его улыбка растягивается, и он переплетает свои толстые пальцы с моими.

— Правдоподобие.

Звук эхом разносится по каньону, и я вскидываю голову.

Кадмус, кажется, тоже это услышал, поскольку он наклоняется вперед, осматривая воды.

Снова раздается другой звук, очень похожий на первый, похожий на отдаленный рев, и я внимательно прислушиваюсь, гадая, человек ли это. Слева от меня раздаются шаги, шлепающие по воде, и я останавливаюсь, наблюдая за фигурой, спотыкающейся о лагерь.

Грудь вздымается, Титус спотыкается, падает на землю и поднимается на ноги. Когда он приближается к огню, я замечаю кровь, поблескивающую на его теле.

— Титус? Где Валдис? Я ищу за ним, но там ничего, кроме пустой темноты.

— Где он? Где Валдис?

Его лицо искажается таким образом, что у меня сводит живот от ужаса. Ужас пульсирует в моих венах, и при звуке приближающихся шагов я инстинктивно отступаю.

Нет. Пожалуйста, Боже, нет.

В поле зрения появляются пять солдат Легиона, и когда они приближаются, Кадмус толкает меня за спину. У всех пятерых оружие и те копья, которыми они пользуются еще в Калико, чтобы усмирить альф.

Те, которые они, должно быть, вонзили в Титуса, потому что он покачивается на коленях, пока не падает в грязь.

Мое сердце колотится о ребра, так как нет никаких признаков Валдиса.

— Где он! Что вы, ублюдки, с ним сделали?

Между солдатами появляется мужчина поменьше ростом, при виде которого по моим мышцам пробегает паника. Одетый в ту же черную форму, что и